БОРИС ПОРФИРЬЕВ
ЧЕМПИОНЫ
РОМАН
*******
Художник Б. М. КОСУЛЬНИКОВ
Издание третье
КИРОВ
ВОЛГО-ВЯТСКОЕ КНИЖНОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО - КИРОВСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ - 1989
1
Если бы кто-нибудь сказал Никите, что Дуся в Петрограде, он принял бы такого человека за сумасшедшего. Откуда ей здесь взяться? Живёт себе в Вятке у старого Макара как у Христа за пазухой...
Никите даже в голову не приходило написать дяде Макару письмо — он их в жизни не писал. Было время — посылал ему деньги. А сейчас что пошлёшь? Солдат — это не чемпион-борец...
Если честно признаться, Никита почти и не вспоминал ни о Макаре, ни о Дусе. О ком он часто думал, так это о Коверзневе— очень уж хотелось узнать о судьбе своего учителя и тренера. Но сколько Никита ни старался, он не мог разыскать друзей Коверзнева: ни Нину Верзилину, ни художника Безака; даже борцов он не встречал в Петрограде. Правда, оставался ещё хозяин цирка «Гладиатор» — Джан-Темиров. Это на его деньги Никита выступал в цирках Испании. Но и Джан-Темиров словно в воду канул.
Однако чем дальше, тем больше Никите недоставало Коверзнева. Если прежде ему хотелось разделить с учителем радость и восторг и сказать ему, что и он, Никита, делал революцию,— то со временем Коверзнев стал ему необходим как советчик.
Угар, который Никита испытывал в первые дни революции, неожиданно начал улетучиваться. Ликование и восторг сменялись беспокойством и неудовлетворённостью.
Казалось, от того, что было обещано, остался лишь красный бант на шинели. Офицеры, ещё недавно здоровавшиеся за руку, стали снова покрикивать.
А один раз на Литейном незнакомый штабс-капитан заставил Никиту трижды пройтись строевым шагом и приветствовать его; да ещё чуть-чуть не отхлестал по щекам перчатками, и отхлестал бы, если бы не атлетическая фигура Никиты... И барин так же, как при царе, пёр на тебя по Невскому, считая, что ты, а не он должен уступить дорогу. И дворник так же ломал шапку перед барином. И те же мордастые и усатые жандармы стояли на перекрёстках.
Но больше всего удивляли старые призывы продолжать войну. Зачем? Ведь и революцию-то совершали, чтобы покончить с войной...
Был бы Коверзнев, он бы объяснил это Никите. Он-то уж знает всё, он не просто учитель и старший друг, но и самый умный человек.
Но нет Коверзнева. Никто не поможет разобраться Никите в том, что он ежедневно слышит на митингах.
Ох, сколько развелось ораторов. А так ли всё, как они говорят? Не получается ли на словах одно, а на деле другое?..
Вот и сегодня этот очкастый говорит складно, но Никита с ним не согласен.
Толпа перед Казанским собором большая; слушают по-разному.
— Мы сейчас все равны! — кричит оратор. — И поэтому тем более должны защищать равенство, братство и свободу!
— А равны ли? — выкрикнула девушка, стоящая недалеко от Никиты.
— Не любо — не слушай, а врать не мешай, — огрызнулся на неё солдат с русой бородой в колечко.
— Вот и правильно сказал! — подхватила его слова девушка.— Только почему мы с тобой должны слушать враки?
— Граждане свободной России!.. — звонко перекрыл их стычку оратор.
— Нет, давайте разберёмся, равны ли мы! — снова перебила его девушка. Растолкав толпу, она вскочила на возвышение рядом с оратором и, отстраняя его рукой, заговорила:— Вот ты, солдат, скажи, сколько у тебя десятин земли? А? А вот у него? — она показала рукой на другого солдата.
— Это демагогия! — закричал оратор. — Одна из заповедей свершившейся революции — передать землю крестьянам!
— А сколько времени прошло? — торопливо сказала девушка.— Немало! А почему мужик по-прежнему без земли?
«Правильно, — с удивлением подумал Никита, — почему без земли?»
— Вопрос о земле решит Учредительное собрание! — надрываясь, крикнул очкастый.
«И это правильно, — подумал Никита. — Надо всё организованно, голосованием. Для того и революцию делали».
— Нет, товарищи! — подалась вперёд девушка. — Если бы правительство заботилось об интересах русского мужика, оно передало бы ему землю сразу же. А оно не заинтересовано в этом, потому что в нём сидят помещики и капиталисты... В нашей стране каждый землевладелец в среднем имеет 2000 десятин земли, и 300 крестьянских семей имеют тоже 2000 десятин. Вот и получается, что 300 крестьян должны ждать «добровольного» согласия одного помещика. Как, справедливо это?