— Я её в музее видел, — обиженно сказал Никита. — В Лувре.
— В Лувре?! — всплеснула руками девушка. — Вы там были?... Ну вот, видите, это я, а не вы, тёмная...
А Никита подумал, что если он что-нибудь по-настоящему узнал там, то только благодаря Коверзневу. Спросил:
— Вы Коверзнева не знали?
— Слыхала. Ваш антрепренёр? «Профессор атлетики»?
— Да. Вы ничего не знаете о нём? Где он?
— Нет, — сказала она равнодушно. Усевшись и подперев забинтованный подбородок кулачком, попросила: — Расскажите о себе. Вы обещали.
Никита начал неохотно: боялся, вдруг она опять засмеётся. Но девушка молчала, задумчиво глядела на него, навивала чёрную прядь на палец и осторожно покусывала её мелкими зубами. И он разговорился.
Он рассказывал Лиде о своей профессии, о Париже, и незаметно для себя поведал ей всё, что его так волновало и было ему непонятно в бурных революционных событиях его родины. Лида слушала его. А когда он кончил, долго объясняла ему, кто такие большевики, эсеры, меньшевики, что они хотят, что хочет Временное правительство и почему в настоящий момент нельзя продолжать войну.
Когда оба посмотрели на часы, было уже за полночь. Лида, взяв Никиту за руку, сказала:
— Заходите ко мне. Я очень хочу вас видеть. И очень хочу, чтобы вы поняли всё, что я вам говорила. Очень.
— Я понимаю, — сказал Никита. — Всё понимаю. Спасибо. Я буду заходить к вам. Спасибо.
Он спускался по лестнице, словно на крыльях, перескакивая сразу через несколько ступенек.
Ночь была прекрасна. В небе висела жёлтая круглая луна. Ледок весело похрустывал под ногами.
4
Татаурову пришлось поваляться по госпиталям. Пустяковая рана долго не заживала: видимо, в неё попала грязь.
Но в конце концов рана перестала гноиться, и его списали по чистой: какой солдат из мужика, у которого нет четырёх пальцев?
Не сразу он попал в Петроград. Но зато, попав туда, сразу же направился к Джан-Темирову.
Хозяин цирка «Гладиатор» жил в том же доме с широкими зеркальными окнами, обрамлёнными шлифовальными гранитными плитками, и с керамическими украшениями по карнизам. Однако квартиры его Татауров не узнал. Это было всё, что угодно, только не жилое помещение — музей, антикварная лавка, ломбард. Вплоть до самого потолка висели картины в тяжёлых багетах; на стенах им не хватало места, и некоторые стояли прямо на полу. Рядом с ними были расставлены старинные мягкие кресла, инкрустированные столики на изогнутых ножках; с потолка свешивалось на золотых цепях несколько фарфоровых фонарей; груды мелких безделушек лежали на столах.
С любопытством рассматривая одним глазом потрёпанную солдатскую шинель Татаурова, Мкртич Ованесович спросил с резким акцентом:
— Какими судьбами чемпион мира попал в родные края?
Татауров вздохнул всей грудью, ответил почтительно:
— Да вот хочу предложить свои услуги насчёт чемпионата.
— Э-э-эх, милый мой, — протянул Джан-Темиров,— какой теперь чемпионат? Теперь все о свободе кричат, до французской борьбы нет никому дела... Да и от цирка нашего остался один остов.
— Как — остов? — не понял Татауров.
— Очень просто: всё на дрова растащили. Одни столбы торчат.
Татауров крякнул, захватил в ладонь усы.
Джан-Темиров, раскачивая шёлковую кисть пижамного пояса, оглядел его ещё раз с ног до головы и спросил:
— Вы с женой Коверзнева накоротке?
— Захаживал я к ней, — сказал он. — Ничего отношения...
Татауров промолчал о не возвращённых Нине деньгах...
— Так вот, милый мой, если хотите заработать, помогите мне приобрести у неё ряд вещей: картины, гравюры, деревянных идолов...
— А она... продаст?
— Надо, чтобы продала. Для этого я с вами и разговор завёл…
— А где наш «профессор атлетики»?
— На фронте. Но, по словам их прислуги, он забыл свою жену.
— Ну-у, тогда проще,— обрадовался Татауров.
Хозяин потёр руки, оглядел тесную от вещей гостиную и продолжал:
— Вот что, Иван...
— Васильевич, — торопливо подсказал Татауров.
— Вот что, Иван Васильевич, раздевайтесь. Разговор у нас будет продолжительный. Если исполните мою просьбу — станете богачом... И тогда бегите из этой чёртовой страны, где ломают на дрова цирки... В любом европейском государстве вы с капиталом не пропадёте... Уезжайте в Монте-Карло и играйте в рулетку, это вам очень подходит. Кладите, кладите шинель на кресло — до того, как попасть в мои руки, оно послужило солдатам, сидели в нём и не в таких шинелях.