— Верзилин боролся десять лет, а я только-только начал. А тут... всякие неприятности, а потом — война...
— А ты не говори об этом своему подполковнику, — попросила Лида. — Пусть думает, что все твои, и отпускает тебя почаще ко мне. Ладно? — Заметив, что Никита покосился на часы, вздохнула: — Уже надо идти? Посиди ещё немного... Дай мне градусник. Ох ты какой? Кто тебя научил, что нужно отворачиваться?... Твой Коверзнев? Я часто ловлю себя на том, что не могу разобраться в тебе: с одной стороны, ты славный деревенский подросток...
— Подросток — в двадцать четыре года.
— Всё равно подросток, — упрямо сказала Лида. — Ты много читал?
— Нет, — вздохнул Никита.
— Так откуда же ты всё знаешь?
И вдруг — неожиданно для себя — Никита признался:
— Я всю энциклопедию прочитал, — и, чувствуя, что сказал глупость, начал краснеть.
— Всю энциклопедию! Ха-ха-ха! — рассмеялась Лида. — Всю! Ха-ха-ха!
Никита был готов провалиться сквозь землю, но Лида задохнулась, закашлялась.
В комнату вбежала испуганная хозяйка, захлопотала возле девушки.
Сквозь кашель Лида с трудом проговорила:
— Уходи, Никита... Очень унизительно... такая беспомощная в твоём присутствии...
Никита поднялся совсем испуганный и тихо вышел на цыпочках...
Лидин кашель преследовал его. «Доктор придёт только завтра, — думал он с тоской. — Любыми средствами я должен завтра вырваться к ней...»
Вернувшись в казарму, Никита нарочно старался попасться на глаза подполковнику. Отрапортовал ему с достоинством: так и так, всё в порядке, чемпионат состоится, начались тренировки.
Эта ложь позволила ему назавтра снова отправиться к Лиде.
В квартиру он стучался, замирая от страха, но улыбающееся лицо хозяйки опять успокоило его. Как и вчера, он вошёл в Лидину дверь на цыпочках и в нерешительности остановился, увидев подле её постели солдата.
— Вот и наш чемпион, — слабым голосом сказала Лида.
Солдат поднялся, и Никита сразу же узнал в нём Смурова.
— Здорово живём! — сказал тот шутливо. Пожимая руку, разглядывал Никиту. Похвалил: — Всё такой же! Богатырь! И что тебя только в запасном полку держат, а не берут в гвардию!
Никита успокоился: Лида весело улыбалась, молча слушала Смурова.
О Коверзневе Смуров ничего не знал. Сам он, после того как они с Никитой встретились в санитарном поезде, был арестован за большевистскую пропаганду, но бежал из заключения и сейчас служил рядовым в запасном полку. С Лидой у них старая дружба.
"— За спасение её тебе огромное спасибо, — продолжал говорить Смуров. — Сейчас ей нужно вылечиться — хорошо, что ты будешь около неё. Только бы тебя не отправили на фронт. Слышали, Керенский заявил: «Нет у нас русского фронта, есть единый союзный фронт»? Наступление 18 июня — это его приказ. Полки потеряли больше половины состава, а генерала Май-Маевского произвели в герои... — Смуров махнул рукой. Потом спохватился, что торопится, и ушёл, наказав Никите не забывать Лиду.
Странная жизнь началась у Никиты: вырвавшись из казармы, он мчался к Лиде; помогал хозяйке наколоть щепок для печурки, ходил за продуктами, даже мыл посуду.
Лида смотрела на него благодарными глазами. Иногда плакала от своей беспомощности. В такие минуты Никита терялся, не знал, что ему делать.
— Что ты нянчишься со мной? — говорила она, наматывая чёрную прядь на палец и кусая её.— Я же приношу тебе одни огорчения?
Он отрицательно качал головой. Возражал запальчиво:
— Да что ты? Да мне всё это только... Да я, Лидочка...
Лида постепенно успокаивалась, ласково гладила его руку, иногда, так и держась за неё, засыпала.
6
Говорили, что новый главнокомандующий Юго-Западным фронтом Корнилов 9 июля расстрелял из пулемётов части, самовольно покинувшие окопы. А здесь, у них в дивизии, ещё продолжали заискивать перед солдатскими комитетами. Коверзнев считал, что командование расписалось в своём бессилии, пригласив на совещание его представителей. И всего трусливее ему казалось поведение командира корпуса. Коверзнев сам побывал в тылах у немцев и доложил ему, что операция может быть проведена блестяще, ибо участок почти оголён, нужно только не упускать момента и не дожидаться, когда они подтянут резервы,— а старик тянет, бубнит о том, что необходимо выяснить, согласятся ли пойти в наступление солдаты.
Хорошо ещё, что командир дивизии Мруз-Пельчинский держится героем — наступает на старика, доказывает, что надо сменить командование Люблинского полка и завтра же — по немцам...
Видя, что тот молчит, Мруз-Пельчинский поднялся из-за стола и, упёршись руками в столешницу, рассыпав на зелёное сукно пепел из погасшей трубки, горячо заговорил: