— Плюс две! Разница тридцать!
Это значило, что, как они и договорились, она отыграла у графика две секунды, а у Турвальдсен тридцать метров.
Наташа летела мягко и стремительно.
— Сорок три! — прокричал ей Аниканов.
И когда ещё два круга она прошла точно в таком же темпе, трибуны насторожились. Вот кто-то торопливо оставил термос, кто-то начал нервно жевать сигарету, кто-то сдвинул на затылок шляпу; у многих в руках блеснули секундомеры. Первым закричал сектор, отгороженный красными лентами, который занимала советская колония, приехавшая в Осло. А тут не удержались и остальные десять тысяч. Люди бесновались, прыгали, размахивали руками. В сумасшедшем гвалте Наташа не расслышала слов Аниканова, но по энергичному жесту поняла, что прошла круг по графику.
Со стороны казалось, что Наташа по-прежнему летит легко и мягко, и только она сама знала, как давалась ей эта лёгкость. Непривычно скользкий лёд высасывал из неё все силы, а горный воздух спазмой сдавил горло. Хоть бы подул ветер, чтобы немного отдохнуть при его помощи! И потом этот шум — ничего нельзя в нём услышать!.. Но Аниканов и не думал ей кричать— он сунул под нос табличку, на которой было написано «44». Ох, как это здорово, что тренер позаботился с вечера и написал таблички! Тёплая волна словно прибавила сил Наташе.
И она летела круг за кругом под сплошной грохот стадиона, показывая на каждом круге предусмотренное графиком время— сорок четыре секунды, и каждым ударом конька высекая на льду, как на граните, мировой рекорд...
Утренние газеты, отдав должное её рекорду, писали, что тем не менее из-за падения на пятисотке у неё нет шансов на победу и что зрители сегодня соберутся на каток только затем, чтобы полюбоваться Сульвей Олсен.
Метель, которая вчера постепенно спускалась в завихрении по отвесной скале, ещё ночью взяла в полон городок и неожиданно превратилась в дождь. Аниканов с утра ушёл на каток: щупал лёд, резал его коньками — гадал, какие графики составлять для девчат.
Комментатор, захлёбываясь, говорил о том, что Лёше, Горлова и Холщевникова могут без боя сдаваться — с их крупной комплекцией нечего делать на мягком льду, да ещё в ветреную погоду; за победу могут бороться лишь хрупкие конькобежки, вроде Сульвей Олсен и Исаковой, но Исакова после двух дистанций на третьем месте, так что все козыри в руках Сульвей, и любимица зрителей, конечно, не обманет их надежд. И корреспонденты, заворожённые его словами, так и кружили вокруг неё, когда она в дошке вышла на разминку. Но Аниканов, взяв Наташу под руку, опроверг доводы комментатора:
— Ерунда. Плохой лёд уравновесил физические силы у всех. Победит та из вас, у которой лучшая техника.
Наташа подумала, что он зря кривит душой — комментатор прав. Однако для неё мягкий лёд не играл роли: она всегда говорила, что нельзя переносить соревнования из-за плохой погоды на ночь, как это обычно делалось в Кирове, и тренировалась даже под дождём.
— Рекорда на таком льду не поставишь, — сказала она искренне.— Но вы правы в том, что условия для всех равные.
Он посмотрел на неё испытующе и спросил:
— Так запомнила, что тысячу метров должна пройти в таком же темпе, как вчера шла первый и последний круг на три тысячи?
Она подумала, что о пятисотке он не хочет ей напоминать. Но когда вышли на старт, он не побоялся, напомнил:
— Да не бойся ты поворота! Он у тебя получается.
А она и не боялась. Только немножко нервничала, что её соперница Рагна Улле тянет время, как тянула его вчера Сульвей.
Наташа стояла, повернувшись боком к ветру, который в бессильной ярости хотел сбросить её с ног, и смотрела, как девушка что-то упрямо объясняет судьям... Невероятно: Улле отказалась бежать с Наташей! Она, видите ли, всё равно проиграет: если бы не падение, эта русская вчера побила бы два мировых рекорда. «Пусть не бежит, — подумала Наташа. — На тысячу метров мне толкач не нужен. Однако, как она не понимает, что лишает свою команду очков?»
И Наташа бежала одна, бежала так стремительно, как вчера, помогая себе на поворотах взмахом руки преодолевать центробежную силу, которая хотела её выбросить с дорожки.
Её время оказалось лучшим, но ещё нельзя было обольщаться, так как через две пары бежали такие сильные противницы, как Сульвей и Холщевникова. И Наташа, накинув шубку, не ушла в раздевалку и дождалась их забега. Нервничавшая Сульвей за секунду до выстрела сорвалась со старта, и Зоя распрямилась, полагая, что стартёр вернёт норвежку назад. Но он невозмутимо прятал пистолет, давая этим преимущество Сульвей. Желание стартёра дать преимущество своей фаворитке лишило Зою драгоценных секунд. И Наташа, вместо того, чтобы радоваться, что выиграла две дистанции, огорчилась за подругу.