Да, хлеба! Всем — русским, немцам, а главное — пленным; он и сам был когда-то таким, и у него распухали и синели суставы от супа из брюквы.
И когда толпа остановилась и над ней появилась фигура бледного бородатого офицера с рукой на чёрной косынке и кто-то объявил, что сейчас выступит врач-социалист, бежавший из плена, Никита вместе со всеми закричал «ура».
— Граждане свободной России! — начал тот, и глаза его фанатически заблестели.
«Чудак,— подумал Никита, — зачем говоришь как наш подполковник? Сказал бы, как сероглазая: «Товарищи».
— Граждане свободной России! — повторил тот. — Будучи социалистом, я считал немецких социалистов товарищами!..
«Правильно», — подумал Никита.
— ...Но сейчас я скажу вам: они — звери! Они распинают нас на стенах, подвешивают за ноги к деревьям, унижают и издеваются над нами!.. Только победа даст нашим братьям свободу и жизнь! Война до полной победы!.. Свободный народ, ты должен победить своего исконного врага, и только тогда накормишь два миллиона братьев. Я призываю: полное доверие Временному правительству!
— Долой десять министров-капиталистов! — прокричал Никитин сосед. — Довольно! Навоевались!
— Доверие! — кричал кто-то.
— Изменники!
— Сами кормите вшей в окопах!
— Вы предаёте революцию!
Офицер выстрелил в воздух. Толпа шарахнулась в сторону.
У железных ажурных ворот завязалась драка, и лишь счастливчиков, как пробку, вышибало в тёмный колодец каменного двора. Офицеры, прижатые к серому цоколю дома, ощетинились револьверами. Солдаты рвали со спин винтовки. Защёлкали выстрелы.
Вскоре колонна солдат выровнялась и двинулась дальше.
«Долой войну!», «Вся власть Советам!» — читал Никита лозунги— впереди, рядом, за спиной, и вдруг ему до боли захотелось, чтобы сероглазая девушка увидела его сейчас здесь, вместе со всеми; хотелось сказать ей: «Вот я какой!.. Всё так, как вы говорили!..»
Это желание было настолько сильным, что он не удержался, пробился из строя и побежал к больнице.
Когда он объяснил, кого разыскивает, ему сказали, что девушка выписана домой, — ничего опасного у неё не оказалось.
Никита догадался спросить её адрес; но адреса в больнице не было.
2
Катастрофа, о которой Коверзнев думал уже не только с тревогой, но и страхом, продолжала головокружительно развиваться. Фабрики и заводы закрывались из-за отсутствия сырья. Рабочие бастовали. Транспорт пришёл в упадок. Мужики жгли помещичьи усадьбы и самовольно захватывали землю. Солдаты не признавали офицеров, ходили в город на заработки, торговали на станции зажигалками, сделанными из патронных гильз.
Газеты в один голос кричали об анархии. Не хотелось их раскрывать, но Коверзнев заставлял себя читать насильно — бередил свои раны, находя в этом болезненное удовлетворение. Швырял газету на стол, шагал по маленькой комнатке, нещадно курил. Хватал другую — и снова читал, и снова курил — до головной боли.
Подходил к окну, прижимался лбом к стеклу.
В окно было видно небольшое здание вокзала, несколько товарных составов и водокачку. На вытоптанном пустыре пожилой унтер муштровал солдат. Сутулые, в распущенных шинелях, со съехавшими обмотками, они походили на деревенских баб.
— Ать-ва-ри!.. Ать-ва-ри!.. — раздавался равнодушный голос унтера.
И это — пополнение для «Ударного полка смерти»? Коверзнев с раздражением захлопнул форточку (на подоконник посыпалась сухая замазка), бросился ничком на железную койку. Полежал так. Повернулся на спину.
Не глядя на стол, ощупью, пододвинул коробку с табаком, набил трубку, закурил. Так же ощупью взял первую попавшуюся газету. Это была «Речь». Прочитал: «Мы видим массу дурных инстинктов, вышедших наружу; мы видим нежелание работать, нежелание осознать свой долг перед Родиной. Мы видим, что во время жестокой войны страна есть страна празднеств, митингов и разговоров, — страна, отрицающая власть и не хотящая ей повиноваться».
Посмотрел подпись: Маклаков. Бросил газету, подумал: «Опять какой-нибудь адвокат или профессор. Говорун. Богадельня, а не страна, до чего довели. Хуже, чем при царе. Нет, пока сильный человек не возьмёт власть в свои руки, ничего не изменить...»
Взял другую газету: «Идёт разложение в армии. Крестьяне беспорядочно захватывают земли, истребляют и расхищают скот и инвентарь. Растёт самоуправство...»