— Там специальный выпуск, посвященный твоему делу, — сказала она.
— Это не мое дело. Оно мне не принадлежит.
— Ну перестань. Пойдем посмотрим. Эти полки никуда не убегут.
Он отложил молоток.
— Смотри, — смутился он, указывая на пол. — Я разбил плитку. Извини...
— Пойдем, — коротко повторила она и вернулась в гостиную.
— ...и у нас, конечно, есть целый ряд зацепок в этом деле, — говорила на экране начальник полиции. — Или лучше, наверное, сказать, в этих делах. Но они не однозначны. Обработка материалов займет какое-то время. Это очень большая работа.
— Зацепки, — зло пробормотал Ингвар, который вошел в гостиную и плюхнулся на диван. — Ну, покажи мне их тогда. Дай мне посмотреть на эти зацепки!
Он протер лицо уголком рубашки и схватил банку пива с журнального столика.
— А вы понимаете, — спросил ведущий, наклонившись вперед и разочарованно разводя руками, — что люди боятся? Очень боятся? После четырех ужасающих убийств? Когда похоже на то, что расследование не сдвигается с мертвой точки?
— Позволю себе вас поправить, — сказала начальник полиции и откашлялась в кулак. — Мы говорим о трех делах. Трех. Убийство Фионы Хелле, по мнению полиции и прокуратуры, раскрыто. Какая-то работа остается, конечно, и в этом деле, но вопрос о предъявлении обвинения будет решен в течение...
— Хорошо, три дела, — перебил ведущий. — И что у вас есть по этим делам?
— Я прошу понять, что не имею права раскрывать секреты следствия, которое до сих пор не закончилось. Единственное, что я могу сказать сегодня, — мы используем все ресурсы...
— Вы просите понять, — вновь, уже со злостью, перебил ведущий, — что оказались беспомощны? Люди вынуждены баррикадироваться в своих собственных домах и...
— Он боится, — сказал Ингвар, допивая выдохшееся пиво. — Обычно он не злится. Его стиль — хитростью и улыбкой понуждать людей к откровенности перед камерой, как ты думаешь?
Вместо ответа Ингер Йоханне сделала погромче.
— Он ужасно боится, — подтвердил Ингвар. — Он и еще несколько тысяч норвежцев, вся жизнь которых — в этом ящике. — Он указал на телевизор пустой пивной банкой.
— Ш-ш-ш.
— Иди сюда, — предложил он.
— Что?
— Посиди со мной.
— Я...
— Ну пожалуйста.
Начальнику полиции разрешили наконец уйти. Пока в студии сменялись жертвы интервью, операторы попробовали запустить репортаж из того дома, в котором два дня назад был найден оскверненный труп Ховарда Стефансена. Пленка заедала. Камера поднялась от двери подъезда к окну на пятом этаже, остановилась, и на экране застыл нерезкий стоп-кадр: женщина, с изумлением выглядывающая из-за шторы окна на третьем этаже. Что-то заскрипело, засвистело, и в кадре вновь появился ведущий.
— Приносим извинения за технические неполадки, — сказал он и откашлялся. — А сейчас мы перейдем к...
— Мы всегда будем вместе, — прошептал Ингвар ей в волосы — она села к нему на диван, крепко прижалась и укрыла их обоих пледом.
— Может быть, — сказала Ингер Йоханне, медленно поглаживая пальцем его руку. — Если ты пообещаешь никогда больше не делать вид, что у тебя золотые руки.
— Добро пожаловать в нашу студию, Венке Бенке, — раздалось из телевизора.
— Что?! — воскликнул Ингвар.
— Да тише ты! — шикнула на него Ингер Йоханне.
— Спасибо, — произнесла Венке Бенке не улыбаясь.
— Вы написали ни много ни мало семнадцать детективных романов, — обратился к ней ведущий. — И во всех рассказывается о серийных убийцах. Вы считаетесь экспертом в этой области и пользуетесь огромным признанием, не в последнюю очередь благодаря вашей основательной предварительной работе и тщательным исследованиям. Даже среди полицейских, как мы поняли сегодня. Вы юрист по профессии, правильно?
— Да, — серьезно ответила она, — но я давно не имею ничего общего с юриспруденцией. Я пишу романы с тысяча девятьсот восемьдесят пятого года.
— Мы особенно рады тому, что вы согласились прийти сюда сегодня, потому что в последний раз вы давали интервью в Норвегии двенадцать лет назад. К сожалению, вас привели сюда трагические обстоятельства. И все-таки, я хотел бы для начала задать вам немного несерьезный вопрос: скольких вы убили за все эти годы? — Ведущий выжидающе наклонился к ней, как будто ждал, что его посвятят сейчас в большую тайну.
— Я давно перестала считать, — сказала она и улыбнулась, для женщины за сорок у нее были удивительно ровные белые зубы. — Да это и не имеет значения. В моей профессии, как и во всех других, качество важнее количества. Поэтому я сосредоточиваюсь на изяществе совершения убийства, а не на их количестве. Я нахожу... можно сказать, наслаждение в хорошем исполнении работы.
Она откинула волосы. Они тут же снова упали на лоб.
Ингер Йоханне высвободилась из рук Ингвара: он ее чуть не задушил. С журнального столика на пол скользнула «Дагбладет», он только что ее с интересом просматривал — он не обратил на это внимания. Она полуобернулась к нему и спросила:
— Что такое?
— ...вы нашли последнюю жертву, — доносилось из телевизора, — это был ваш сосед сверху. С вашей точки зрения, с точки зрения несомненного эксперта в этой области, что может скрываться за...
— Что случилось, любимый?
— ...выдать себя за кого-то другого...
— Ингвар!
Кровь отлила от его щек, на лбу выступил пот.
— Ингвар! — закричала она, вскакивая с дивана. — Что с тобой?
— ...напоминает преступления, совершенные в других местах, на других континентах. Не только в США, но и в Англии, и в Германии мы находим...
Ингер Йоханне подняла руку. Шлепнула его по щеке. Это заставило его наконец-то поднять к ней лицо.
— Это она, — прошептал Ингвар.
— ...быть осторожными в выводах в отношении...
— Да что с тобой! — вскричала Ингер Йоханне. — Я думала, у тебя сердечный приступ! Я тысячу раз тебе говорила, что тебе нужно похудеть, и не есть столько сахара, и...
— Это она, — повторил он. — Вот она.
— ...с той оговоркой, что последние несколько месяцев я прожила за границей и могла следить за этим делом только через Интернет и иногда узнавала что-то из случайных газет, я должна...
— Ты сошел с ума? — спросила Ингер Йоханне. — Ты окончательно рехнулся? Почему бы...
Он продолжал указывать на экран. Его лицо потихоньку возвращалось к своему естественному цвету. Дыхание стало ровнее. Ингер Йоханне медленно повернулась к телевизору.
Венке Бенке носила очки без оправы. Резкий студийный свет заставлял бликовать стекла, поэтому глаз было не разглядеть. Костюм был ей маловат, будто она купила его в надежде похудеть. На отвороте пиджака виднелся небольшой значок. На шее сверкала узкая золотая цепочка. Она была очень загорелой для этого времени года.
— Мне ситуация не внушает оптимизма, — ответила она на какой-то вопрос, которого Ингер Йоханне не слышала. — Так как полиция, очевидно, пока не представляет, с чем имеет дело, я боюсь, что вероятность того, что дело раскроют, очень мала.
— Вы действительно так думаете? — спросил ведущий и дал понять движением руки, что хотел бы услышать более обнадеживающий ответ.
— Я не понимаю... — начала Ингер Йоханне, поворачиваясь и пытаясь завладеть вниманием Ингвара.
— Я тебя умоляю! — попросил он. — Дай мне послушать, что она говорит!
— Нам пора заканчивать, — сказал ведущий. — Позвольте мне задать вам личный вопрос: вы никогда не устаете от того, что превращаете убийства и преступления в развлечение для читателей?
Венке Бенке поправила очки. Нос был слишком маленький для такого широкого лица, и очки все время угрожали соскользнуть.
— Да, устаю, — признала она. — Иногда очень. Но писать детективы — это единственное, что я умею. Я начинаю стареть. — Она подняла пухлый указательный палец и посмотрела в камеру. Стали четко видны карие глаза, они заблестели, когда улыбка ямочками разделила ее щеки. — Да и почасовая оплата поистине головокружительная. Это помогает справляться с трудностями.
— Ну что ж... Я хочу поблагодарить...
Щелк. Ингер Йоханне отложила пульт.