— Чёрт с тобой, — угрюмо буркнул Романенко. — Но чтобы всё остальное погрузили немедленно.
— Конечно! — видимо, не так уж и много наш воен-инженер затребовал этого самого остального, раз директор настолько быстро с этим согласился. — О чём речь, Фёдор Дмитриевич! Я же говорю, любая возможная помощь!
— Любая, говорите? — оборвать его словесный понос оказалось не так уж и сложно. — У нас человек на вокзале пропал.
— В каком смысле? — опешил директор.
— В прямом. Отправился проведать семью на втором поезде, а на стоянку до сих пор не пришёл.
— Да будет здесь порядок в этом бардаке хоть когда-нибудь, или нет? — взвыл директор. — Савченко! Ты где там? Живо сюда!
Дурной нрав директора, как оказалось, вполне заменял интерком. Белобрысый парнишка в форме появился на пороге чуть ли не раньше, чем стих начальственный рык.
— Вызывали, Пал Федотыч? — бухнул он.
— Вот! — директор мотнул головой в нашу сторону. — Команда боевого колосса. Утверждают, что у них кто-то их экипажа пропал. Сейчас выяснишь, как он выглядел, поставишь всех на уши, и чтоб живо всё было в порядке!
— Есть! — отрапортовал парнишка. — А чего с психом делать?
— Каким ещё психом? — директор вокзала кабанел прямо на глазах.
— Ну, я же говорил! — начал Савченко. — Задержали раздетого человека, утверждал, что он Гитлер, требовал немедленной встречи с директором вокзала! Ну, псих же! Вы ещё сказали, в кандей его сунуть до выяснения!
Немая сцена.
Жаль, что несерьёзное хихиканье Вашей Покорной тут же её испортило.
— Да чтоб вам провалиться всем, бестолочам! — директор в ярости грохнул кулаком по столу. В следующее мгновение окна его кабинета разлетелись мелким стеклянным крошевом.
— Воздушная тревога! — истошно заорал кто-то. Следом, перебивая крики, накатил запоздалый вой сирены.
Новые взрывы долго ждать не заставили.
Глава третья
…в которой Женя Че бежит под бомбами
Нам повезло. Ну, если вообще можно это назвать везением. Составы на путях штурмовиков интересовали куда больше скучных зданий. Даже первая бомба, та, что вышибла окна в кабинете, упала в стороне — точно посреди одного из вагонов напротив здания вокзала.
Со второго этажа разглядеть дымные столбы разрывов труда не составляло. Вокзал превращали в нагромождение горящих обломков, безжалостно и эффективно.
Редкие трассы пулемётов и отрывистое буханье зенитной пушки на юркие штурмовики действовали примерно как мат на таёжное комарьё. То есть, не действовали вообще.
Несколько паровозов натужно тянули составы — куда угодно, лишь бы в сторону от вокзала. Не то, чтобы это особо спасало, для штурмовиков они даже на ходу оставались очень большой и очень медленной целью.
По вокзалу с визгом разлетались осколки. Ни о каком тушении пожаров или растаскивании обломков и речи не шло. Разбомбленные вагоны, один за другим, занимались пламенем.
Где-то возле запасных путей несколько раз подряд гулко бухнуло, и в небо поднялись чадные столбы пламени. Штурмовики добрались к цистернам с горючим.
Закончился налёт столь же внезапно, как и начался — только продолжала завывать сирена, и стоял в ушах многоголосый крик над размётанными в щепки пассажирскими составами.
Способность воспринимать действительность вернулась к Вашей Покорной только после безжалостного удара. Мент, поганец, всё же отыскал способ расквитаться за свой недавний позор.
— Спасибо, — щека буквально горела. — Где Романенко?
— Внизу уже! — недовольно рявкнул мент. — Бегом! Ну?
Осталось только последовать за ним.
Многострадального Арона Моисеевича нам уже вернули, но выглядел он так, что сомнений в его безумии не испытал бы даже самый беспристрастный психиатр. В ходе недавнего авианалёта, наш Гитлер явно додумал себе всё, чего не увидел из-за решётки — куда эффективнее любых страшилок. Приводить его в чувство требовалось незамедлительно, а то лишь забега вслед за ним по горящему вокзалу нам до полного счастья и не хватало.
— Какого чёрта ты не в машине? — командный рык в исполнении Вашей Покорной в силу наличных вокальных данных явление более жалкое, нежели поучительное, но здесь хватило и этого. — Почему мы должны вытаскивать тебя из-за решётки вместо того, чтобы воевать?
Учителя как подменили.
Вместо истеричной растерянности, в его глазах появилось какое-то новое, куда более решительное, выражение.