«Разнесет к чертям собачьим всё. Свят, я что-то так устал от этой наглой твари. Тебе не нужен ревнивый неблохастый милый друг чрезвычайно сучьей — и это не метафора — породы?».
Нет уж, увольте! У меня все есть и мне всего хватает, а на чужое, как известно, не раззеваю свой роток. Наверное, надо бы добавить — недавно, со вчерашних пор.
— Подъем! — приподнимаюсь и сажусь в кровати, раскладывая пацана спиной на своих вытянутых ногах. — Давай-ка по-армейски, брат.
— Блат? — заливисто смеется сладкий.
— Сорок пять секунд, Игорь, — поворачиваюсь, опускаю ноги на пол и, подложив ему под локотки свои ладони, устраиваю ребенка у себя на бедрах. — Время пошло! — исподлобья говорю, но улыбаюсь и высовываю язык, скашивая кончик в угол на своих губах…
«Что говорят врачи, Сергей Максимович? Доброе утро!» — пока намыливаю гелем рожу, терпеливо жду его ответ. — «Я могу помочь? Ау? Вы где? Прием!».
— Привет! — Смирнов отзывается входящим телефонным вызовом. — Ты один?
— Да. Я в ванной, — раздув щеку, провожу бритвенным станком по натянувшейся коже.
— Включи на полную катушку воду, Святослав. Разговор не для маленьких любопытных ушей.
Это просьба не к добру! Выполняю и опять чего-то жду. Сергей громко дышит в трубку, тяжело вздыхает и пронзительно свистит:
— И-и-и?
— Уже, — отхожу назад, чтобы водяной струей не забрызгать светлую одежду. — Говорите!
— Нечем порадовать, парень.
И до этого было не очень радостно, если что. Но по голосу Сергея можно судить о том, что улучшений нет и, по всей видимости, ждать их неоткуда.
— Все хреново, Свят.
Еще бы! Мне ли этого не знать.
— Нам приехать? — бережно скребу щетину на другой скуле.
— А ты попробуй! — Смирнов рычит. — Что конкретно ты не догнал из моих сообщений? А? Я тебя об этом, что ли, просил?
— Просто… — неспешно начинаю, растягивая буквы.
— Просто не будет, Святослав, — он грубо отрезает. — Печальное зрелище, поверь. И совершенно не для зрителей. Не заставляй меня в подробностях описывать то, на что я здесь сквозь пелену непонимания смотрю. Когда на бешеной скорости в тебя въезжает крокодилья морда немецкого происхождения, поверь, пожалуйста, мой мальчик, ни хера хорошего из этого не выходит. Счастливая случайность, что он вообще дождался кареты скорой помощи, а не склеил ласты до ее прибытия. Можно лишь предположить, что Костя много лет назад родился в чертовой рубашке, другим вообще не повезло.
— Что говорит полиция? — прислушиваюсь к звукам, доносящимся из нашей комнаты.
— Намеренный наезд, Свят. Мужик не тормозил, он просто пер на них. Вероятно, личные счеты или бизнес. Хрен его теперь поймет. Но Костя тут при чем?
— Я не знаю, — в подтверждение дергаю плечами.
— Детвора уже приехала? — Смирнов вдруг перескакивает на другую тему.
— Нет.
— Примите их там по всей строгости. ЮлЕ ничего не говори. Ты понял?
— Да.
— Святослав, это не подлость, не укрывательство или еще чего, — я слышу, как он давится, затем прокашливается, кому-то что-то в сторону, наверное, в сотый раз талдычит, на что-то отвлекается, а после возвращается ко мне. — Так надо! Все уже произошло. Назад не отвернуть. Ни к чему истерики и вырывание волос на всех местах. Этим точно не поможешь.
— А если…
— Когда настанет это «если», тогда и будем думать. Слушай, Святик, я хочу третьего внучка на собственных руках подержать, а не выслушивать скулеж твоей избитой совести. Я ведь чувствую по тону голоса, что ты намерен…
— Я хочу помочь! — закручиваю кран, убираю воду и тянусь за полотенцем.
— Ты нам всем поможешь, если будешь рядом со своей семьей. Все! Я, бл, не привык по несколько раз свои просьбы повторять. С отроками в сизой форме это не прокатывало, а с родным зятем…
— Держите меня в курсе.
— Мне отдать, по ходу, честь и выкрикнуть: «Так точно»? Не рановато в кресло сел?
— … — я почему-то улыбаюсь. Наверное, в красках представляю, как в мое подчинение поступает перезрелый новобранец, «зеленый дух», Сергей.
— Все! Конец связи, Святик. Про Барбару я не шучу. Не гоняйте рыженькую. Усек?
Еще бы!
— Угу.
— Не угу, герой!
Чего он хочет?
— Сергей?
— Передавай привет Юле и мелкому. Да чего же странная семейка. Чика, что с тобой? — последнее относится, по всей видимости, к подошедшей плачущей жене.
До моих ушей доносятся не слишком радостные и утешительные звуки. Тетя Женя громко всхлипывает и, сильно заикаясь, что-то говорит.
— Короче, Свят, мать тоже передает свой солнечный привет. Жень, хватит!
— Спасибо и…
Он сбрасывает вызов, а я таращусь на экран, на котором по-прежнему высвечивается имя абонента с кем только несколько секунд состоялся скорый разговор.
Я все-таки военный человек и не привык оспаривать поступившие приказы, поэтому хватаю в крепкую охапку визжащего от радости ребенка, устраиваю малыша себе под мышку и крупными прискоками спускаюсь по ступеням…
— Юла! — целую женскую макушку, склонившуюся над столом. — Привет!
— Пливет, мамуля! — хохочет Игорек.
— Ну, наконец-то! — похоже, кое-кто с утра не в духе.
— А что такое, сладкая? Ты что-то кисленькое съела? Что за недовольный вид и грозный тон?
— Сколько можно спать? — Юлька поворачивается к нам с князьком лицом, выставив на пояс свободные от ткани руки, грозно наступает, транслируя открыто недовольство на лице. — Я устала! И хочу есть…
Бедная моя! Голодная недовольная жена!
— Устала? — Игорь нажимает ей на кончик носа и, опуская палец ниже, оттягивает, шлепает, как будто бы играет на ее губе. — Блынь-блынь-блынь!
«Ах, ты ж черт!» — Юля странно крысится и кидается озлобленной тигрицей, но грозный лев, каким, естественно, я себя здесь и сейчас считаю, все-таки быстрее. Успеваю повернуться к ней спиной и получить серию легких толчков по ребрам и ощутимый укус в хребет где-то на нижнем уровне своих лопаток.
— М-м-м! — прикрыв глаза, мычу. — Еще, сладкая, — вожу башкой, испытывая наслаждение от того, что «папочкино солнышко» с моей спиной творит…
Сергей при одном приватном разговоре со мной случайно заикнулся, назвав свою семью чудной. Не знаю, с чего он это взял, но «папеньке», конечно же, виднее.
Что, например, с утра на кухне между мной и Юлькой было? После завтрака мы, не произнося ни звука, спокойно убирали со стола, потом играли в чертовы гляделки, пока малой вокруг нас нарезал визжащие круги. Так сын, по-моему, к чему-то несознательных подводил и подгонял. Мы долго целовались в длинном коридоре в то время, как сынок болел за инопланетную команду, с которой будто бы о покорении Вселенной договаривался, пока смешные мультики смотрел. А после мы, лениво развалившись, втроем катались по шерстяному покрывалу, расстеленному перед большим камином, поглаживая друг другу плечи, спины и зады, и в четыре руки щекотали мелкого мальчишку, который никак не успокаивался и не желал смиренно поражение принимать.
«В чем странность, Сергей Максимович? В чем? Так разве не должно быть? Считаете, что в этом нужно что-то поменять?»…
— Поздравляю, Святой! — Ярослав протягивает мне свою здоровую руку. — Еще раз, если ты позволишь, — а бионикой похлопывает по моим плечам. — Как в новых правах?
— Еще, похоже, не привык, — смеюсь и встречно тормошу его лопатки. — Как доехали, старик?
— Нормально! Быстро и комфортно. Глеб в детском кресле штурманом сидел, а Яська звонко верещала.
— Громко, да?
— Ну-у-у-у такое! — он добродушно скалит рожу.
— Как я погляжу, ты автомобильным вкусам не изменяешь? — киваю на его машину, издалека напоминающую космический корабль. — Камаро? Хищник?
— Нет, — запрокинув голову, хохочет. — И да! А что не устраивает, братец?
— Я соскучился, Горовой.
— Ну, извини. Семья, заботы, детвора, и Дашка наконец.
— Дашка?
— Эти танцы, — он странно шепчет, выгибая шею. — Ты, кстати, в курсе, что твой тестюшка и теща посещали — сейчас об этом сведений, к сожалению, не имею — тот кружок по интересам, если я могу себе позволить так отзываться о деле всей жизни кумпарситы?