То, что эти переживания обновили энтузиазм, с которым Уинстон рассуждал на более широкие темы, было предсказуемым. Функционирование правительства занимало особое место в его мыслях. Четвертого мая, после разговора с премьер-министром, он отправил письмо, в котором выражал готовность дать свой совет, если его о том попросят, но какой-либо ответственности за политику он нести не желает — примечательная оговорка в контексте постоянных атак на Ллойд Джорджа в Палате Общин. Это исходило из голословных утверждений сэра Фредерика Мориса, что премьер-министр пытался недодать Хейгу войск зимой 1917/1918 г. Существующая система взвалила это бремя только на Военный кабинет. В этих обстоятельствах он подчеркивал, что никогда не примет на себя политической ответственности без признания за ним настоящей власти. Настало время снова собрать такой Кабинет, который был бы способен рассмотреть политические вопросы вне зависимости от Военного кабинета. В другом меморандуме он указывал, что существующий порядок делает невозможным создание нового эффективного партийного механизма. Это наблюдение было уместно как для его собственного долгосрочного политического будущего, так и для будущего премьер-министра, но Ллойд Джордж, вероятно, решил не отвечать на эти намеки. В них, без сомнения, был определенный смысл, но единственным способом оградить себя от обстрела идеями Уинстона было игнорировать их изрядную часть.
В любом случае, по окончании лета Уинстон снова был отправлен во Францию, где он увлекся ходом сражения. Он придерживался того взгляда, что работа обусловливала постоянную необходимость для него находиться в соприкосновении с условиями на местах. Эта его точка зрения на свои обязанности разделялась отнюдь не повсеместно. В Палате Общин не видели его месяцами. За каждый удачный случай использования танка Черчилль хватался как за оправдание своих собственных амбициозных планов войны машин в 1919 году. Возвратившись в Британию, он посетил основные центры производства военной продукции, снова с намерением подготовки большого наступления в 1919 году. Тем не менее, к октябрю стало очевидным, что война в действительности может подойти к концу и без успешной кампании, которой Черчилль посвятил всего себя. После заключительной поездки на фронт ему удалось вернуться в свой офис, расположенный в отеле «Метрополь» и выходящий окнами на Трафальгарскую площадь, в 11 утра 11 ноября 1918 года. «После 52 месяцев вынашивания мучительных тягот, — писал он позже в «Мировом кризисе», — и взваливания их на спины людей, в конце концов, внезапно и повсеместно, все тяготы сразу были сброшены».
На самом же деле ноша службы в военное время была одной из тех, которая более доставляла Черчиллю удовольствие, чем тяготила его. Хотя во время своего короткого пребывания в солдатах он упоминал о великом облегчении, исходившем из отсутствия министерской ответственности, его замечания были не слишком убедительны. В эти мрачные месяцы 1916 года он мучился из-за своего отсутствия у власти, в этом соединении всех соединений. Он мог предложить на войне больше, чем за сотни лет мирного времени. В конце концов, он выскочил из самого пекла, но даже в этом случае мог сказать только то, что был на «смешанной» войне. Теперь он стал гораздо более спорной фигурой, чем в 1914 году. И его блеск, и его неуклюжесть стали более заметны. Вопреки предположениям некоторых источников в 1914 году, что военно-морской министр будет человеком, выигравшим войну, на самом деле он закончил ее в подчиненном положении по отношению к Ллойд Джорджу, от которого теперь зависело все, или, по крайней мере, так казалось.
В коалиции,
1919–1922
Положение Ллойд Джорджа в декабре 1918 года было парадоксальным. Руководство войной обеспечило ему огромный престиж, но, за исключением короткого срока, его политическая основа была слаба. Он оставался либералом, но, чтобы выжить, просил и получил поддержку консерваторов. Он полагал, что сможет укрепить эти отношения в коалиции до мирных. Возможности быстрого воссоединения либералов не было.
Действия Черчилля определялись стратегией премьер-министра. Он также решил, что имеет смысл поддержать коалицию. Победа была национальной. Она не принадлежала какой-либо партии или классу. Достичь мира правительство также могло при условии широкой межпартийной поддержки. Этот призыв был убедительным — и особенно подходящим для Черчилля. Как министр военного снабжения он приобрел некоторую способность чувствовать настроения промышленных рабочих. Было желание перемен, которое в конце концов могла перехватить лейбористская партия. После того как мир уже был достигнут, стало очевидным, что большинство ее лидеров будут бороться как независимая организация. Лейбористы могли достичь быстрого политического прогресса и изменить природу британской партийной политики. Если дело повернется так, что это случится, альтернативные возможности были следующими: постоянно формирующие коалицию партии могли формально слиться воедино; либералы могли воссоединиться; консерваторы могли пойти своим путем; могла зародиться новая центристская партия. В этих обстоятельствах не было ясно, где Черчилль найдет себе политический дом.