Второй формой влияния была роль пропагандиста своих собственных достижений, в частности, через многотомное издание «Второй мировой войны».
Его уникальное положение давало возможность использовать свои письменные работы не только как средство сохранять свое имя в поле зрения публики по мере появления книг, но и как постоянно открытый канал, чтобы перед всем миром по-своему интерпретировать события войны. Объемы продаж его книг едва ли могли гарантировать слишком большое воздействие на установление исторических истин. Он мог допускать, что его собственный взгляд — еще не определенная история, но он мог определенно поставлять материалы для такой истории. В отсутствие соперничающих интерпретаций Гитлера, Рузвельта и Сталина можно было утвердить стержневую роль Британии.
Снова, как и в работе над «Мировым кризисом» да и другими книгами, Черчилль продемонстрировал организованность и самодисциплину. Он погрузился в работу с сентября 1945 года, как всегда, с группой помощников и советчиков — хотя не было никакого сомнения в том, что он был главным. Он был в необычайно выгодном положении, так как мог воспроизводить или использовать документы за годы до того, как были открыты архивы или написаны официальные истории. Форма и последовательность изложения материала оказывали влияние на всех последующих авторов, написавших о войне. Скорость, с которой работа была вынесена на суд читателей по обе стороны Атлантики, пройдя через разбивку на тома книги, оживляла картину. Впечатление от нее не ослабевало, по крайней мере, до самой смерти Черчилля. Неизбежно впоследствии некоторые интерпретации оспаривались. Другие видные фигуры публиковали свои собственные мемуары, бросавшие на некоторые эпизоды свет, сильно отличавшийся от того, который бросал Черчилль. Уинстон избегал спора по некоторым проблемам, например, в отношении последней бомбардировки Дрездена, полностью опуская обсуждение. В дополнение ко всему, он не делал ссылок на те выгоды и сложности, которые вытекали из обладания Лондоном данными разведки в Германии. Сведения, полученные, этим путем, часто влияли на решения Черчилля и давали ему возможность проникать в суть намерений противника, но об этом не обязательно надо было рассказывать. Информация, которую, как мы теперь знаем, он получал из этого источника, делает более понятным некоторые его действия (включая те, что могли показаться понятно странными). Но это нельзя было прояснить в его книге — некоторые материалы оставались засекреченными в течение почти десяти лет после его смерти.
Литературный и публицистический успех предприятия не ставился под вопрос. Последний был присуждением Нобелевской премии по литературе в 1953 году, хотя первый был обеспечен не более чем компиляцией материалов, слегка связанных воедино попутными повествованиями. В сумме первое впечатление по обе стороны Атлантики выразилось в продаже 300 000 экземпляров каждого тома. Личное финансовое положение Черчилля было обеспечено надолго.
Первый том, «Надвигающаяся буря», был опубликован в 1948 году и дал Черчиллю долгожданную возможность пространно поведать об истоках войны и ее течении вплоть до политического кризиса в мае 1940 года. Он не мог удержаться от искушения указать на красивую согласованность событий со своим собственным взглядом, и выразил это понятной прозой. Это была страстная книга, и ее направленность была ясна. Он живописал, как англоговорящие народы «через свое неблагоразумие, беспечность и добродушие позволили жестоким перевооружиться». В этом был урок тому году, в который книга увидела свет. В мышлении Черчилля снова намеренно соединились прошлая история и настоящая политика. 1948 год, в котором произошел коммунистический переворот в Праге, отстоял от Мюнхена на 10 лет.
Именно в этом отношении соединились две самые заметные роли Черчилля в первые послевоенные годы. В первые месяцы 1946 года, начав свою историю и передав руководство оппозицией в руки Антони Идена, он отправился в Соединенные Штаты — готовый также к визиту в Гавану, где делали исключительно хорошие сигары. Среди прочих обязательств он принял приглашение выступить в марте с речью в Вестминстер-колледже, Фултон, Миссури, где его должен был представить президент Трумэн[96]. Эта речь о «железном занавесе» стала самой запомнившейся из всех тех, которые он произнес в период с 1945 года. Он нарисовал картину занавеса, берущего начало из Штеттина на Балтике и заканчивающегося в Триесте на Адриатике, за которым были все столицы древних государств Центральной и Восточной Европы. В этом районе преобладали полицейские правительства и, за исключением Чехословакии, не было подлинной демократии.
96
Т. Х. Андерсон, Соединенные Штаты, Великобритания и «холодная война» 1944–1947, Колумбия, 1981. С. 113; Фрейзер Харбутт. Железный занавес. Черчилль, Америка и истоки «холодной войны», Оксфорд, 1986.