Соперничество с министром финансов Ллойд Джорджем вряд ли представляло для Черчилля реальный интерес. В их удивительном тандеме ему была отведена вторая роль, и политик это прекрасно осознавал и принимал.[72] При этом Черчиллю нужно отдать должное: осознание второй роли нисколько не повлияло на успешность его ожесточенных споров с канцлером Казначейства во время драматических событий принятия бюджета Адмиралтейства зимой 1913/1914 года, о чем мы еще поговорим ниже.
Были, конечно, и те, кто назначению Черчилля симпатизировал. «Я очень рад, что ты оказался в Адмиралтействе, – напишет ему бывший премьер-министр Артур Бальфур. И добавит: – Свежий взгляд очень кстати в сложившейся ситуации».[73] Пройдет три с половиной года, и именно Артур Бальфур станет преемником Черчилля на посту первого лорда (конец мая 1915 года). Этот отзыв интересен еще и тем, что дает его представитель оппозиционной партии. Тем самым иллюстрируется еще одно важное качество Черчилля: он умел укреплять и развивать отношения с оппонентами, и его коллеги ценили это. «Могу всецело заверить тебя, что даже в самые жаркие эпизоды политического противостояния я меньше всего желал, чтобы разногласия по общественным вопросам повредили нашей личной дружбе», – признавался все тот же Бальфур.[74]
В отличие от прессы и истеблишмента, матросы и офицеры более или менее единодушно восприняли приход нового министра. Как это нередко случается в процессе организационных изменений, они с надеждой смотрели на смену руководства. «Моряки, по-моему, приняли Уинстона очень хорошо, – отмечал бессменный секретарь Черчилля Эдди Марш. – Все участливо относятся к нему и готовы дать шанс. Моряки счастливы, что имеют столь решительно настроенного первого лорда, обладающего бойцовскими качествами».[75]
Все эти высказывания наглядно подтверждают известный тезис, что мнение о вновь назначенном руководителе формируется задолго до того, как он примет на новом посту свое первое управленческое решение. Особенно это свойственно тем, кому предстоит работать под его началом. «Они могут вас любить и ненавидеть, доверять или нет, но скорее всего они уже определились, и очень вероятно, что нарисованный ими портрет нисколько не похож на вас», – объясняет молодым управленцам главный научный сотрудник Гарвардской школы бизнеса Уоррен Беннис.[76]
«Подчиненные могут вас любить и ненавидеть, доверять или нет, но скорее всего они уже определились, и очень вероятно, что нарисованный ими портрет нисколько не похож на вас».
В следующих главах, рассматривая взаимоотношения Черчилля с его подчиненными, мы убедимся в правильности этого утверждения. Но как себя следует вести руководителям, оказавшись в столь непростой ситуации? У Черчилля перед глазами был пример полковника Джона Палмера Брабазона, под началом которого он служил в 4-м гусарском полку Ее Величества. Брабазон возглавил это соединение незадолго до того, как в его состав был приписан выпускник Королевской академии Сандхёрст Уинстон Черчилль, – в 1893 году. До этого полковник двадцать лет добросовестно служил в 10-м гусарском полку, официальное название которого в период с 1811 по 1921 год было «10-й, личный Его Высочества принца Уэльского Королевский гусарский полк». «В те дни это было, пожалуй, самое престижное армейское соединение», – свидетельствует Черчилль.[77]
Не имея возможности доверить Брабазону руководство 10-м полком, Военное министерство приняло решение назначить его в 4-й гусарский полк, чем вызвало крайнее недовольство среди гусар, которые входили в состав менее престижного, но зато отличавшегося более богатой родословной соединения. «Это неизбежно бросало вызов старшим офицерам полка, – объяснял Черчилль. – Кому понравится приход чужака с намерением „навести порядок“». Теперь все зависело от Брабазона, который «не стал ни перед кем заискивать». «Он взялся за дело с уверенностью профессионала и добился того, что его не только беспрекословно слушались, но и обожали по крайней мере капитаны и младшие офицеры, зато старшим он спуску не давал»,[78] – вспоминал политик, который решил использовать аналогичную модель поведения. И сделать это ему было относительно легко, поскольку он обладал качеством, которое не могло не произвести благоприятного впечатления на повидавших многое на своем веку моряков, – он искренне интересовался объектом управления, вникал в детали, беседовал с профессионалами, не гнушался лично разбираться в специфике стоящих перед флотом проблем. «Предубеждения против Уинстона в скором времени исчезли благодаря его всецелой отдаче», – констатировал вице-адмирал сэр Питер Греттон.[79]
В приведенных оценках о смене морского министра обращает на себя внимание акцент на доверии, которое получал Черчилль на новой должности. Создается впечатление, что он совершил ранее ошибку и теперь получил второй шанс. О какой ошибке может идти речь? Ответ лежит на поверхности. В памяти многих политиков, журналистов и моряков еще были живы воспоминания о событиях трехлетней давности, когда Черчилль, с присущими ему энергией и красноречием, боролся за сокращение бюджета на развитие… военно-морского флота.
Произошло это в декабре 1908 года, в самый разгар обсуждения бюджета на 1909/1910 год. Как напишет потом сам Черчилль, «я тщательно проанализировал характер и состав флотов Британии и Германии, их фактическое состояние и перспективы развития. Я не мог согласиться с заявлениями Адмиралтейства, что опасная ситуация ожидает нас в 1912 году. Я нашел, что данные Адмиралтейства на этот счет преувеличены».[80] Политик решил, что постройка шести линкоров в следующем году представляется излишней и достаточно ограничиться закладкой четырех судов.
Отлично отдавая себе отчет в собственной некомпетентности относительно технических характеристик новых линкоров, Черчилль обратился за помощью к специалистам: адмиралу сэру Реджинальду Кастенсу и бывшему директору департамента военно-морского конструирования сэру Уильяму Уайту. В политической поддержке потомок герцога Мальборо также был не одинок. Он объединил свои усилия с министром финансов Дэвидом Ллойд Джорджем. «Дорогой Уинстон, не могу не выразить тебе мое глубочайшее признание в поддержке, которая была оказана в сокрушительном разгроме глупого бюджета Маккены, – писал канцлер Казначейства своему коллеге. – Также выражаю мое глубочайшее почтение тому, с каким великолепием ты разорвал его на кусочки».[81]
Фанфарный стиль главы Минфина полностью соответствовал его оценке происходивших событий. Ллойд Джордж полагал, что критика бюджета оказалась фатальной для предложений Маккены и они с Черчиллем уже могут праздновать победу. «Состоялось два очень важных заседания кабинета по вопросу расходов на военно-морской флот, – делился он со своим братом. – Уинстон и я бились с Маккеной. Мы победили. Нам удалось обуздать его. Три дня назад все складывалось так, как будто он разрушил мой бюджет своими чрезмерными запросами. Теперь, я полагаю, опасность миновала».[82]
Политическое чутье подвело «уэльского колдуна». До окончательного решения вопроса было еще далеко, а победа в итоге обойдет тандем Черчилль – Ллойд Джордж стороной.
Член Комитета имперской обороны лорд Эшер оставил интересные воспоминания, дающие представление о характере противостояния и отношении к нему основных участников: «Уинстон преследовал меня весь день, и в конце концов я встретился с ним и Ллойд Джорджем в Министерстве торговли. Мы обсудили ситуацию. Нельзя не отметить, что оба они очень притягательные личности и по-разному воспринимают происходящее. Ллойд Джордж в глубине души нисколько не заботится об экономии и вполне готов отстаивать перед парламентом дефицит бюджета, приняв большие расходы на ВМФ. Уинстон негибок и воинственен. Он демонстрирует чудеса трудоспособности». Эшер сказал им, что «против них настроены все, никто не будет вникать в детали, и вопрос строительства шести линкоров сводится к обеспечению господства на море».[83]
72
Более подробно о взаимоотношениях с Дэвидом Ллойд Джорджем см.:
76