Павел понимал, что Ванда намного красивее Тани, что Ванда вообще красивая девушка, даже без всякого сравнения, если б Тани здесь и совсем не было, и именно потому, что Ванда красивая, Павлу и в голову не пришло начать за ней ухаживать. Он считал, что сам он некрасивый, к тому же еще хромой после ранения, что Ванда на него и смотреть не станет, у нее хватает красивых кавалеров.
Если вспоминать все, как было, то он может побожиться, что и за Таней не думал ухаживать, просто так как-то вышло, так получилось.
Он хорошо помнит тот вечер.
В столовой было накурено и дымно – что-то на кухне подгорело, и оттуда в зал наплыло чаду. В уголке, возле двух окон, сидела подвыпившая компания. Свет электрической лампочки отражался на бутылках, на стаканах, стоявших перед ними, посреди стола была развернута газета, а на ней лежали ломти сала, помятые, как выжатые, соленые огурцы, кусок крестьянского хлеба – закуску мужчины принесли в столовую с собой.
Мужчины курили и громко разговаривали. И за остальными столиками сидели люди. Одни хлебали борщ, который каждый день варили в столовой, другие пили пиво – его сегодня как раз привезли в буфет, вели разговоры.
Павел поужинал, да заодно и пообедал, потому что сегодня печаталась газета и он целый день не мог отлучиться из редакции, выпил кружку пива и теперь сидел, прислонив к столу свою палочку, и думал, не позвать ли Таню и не попросить ли, чтоб принесла еще одну кружку. Спешить ему было некуда, четыре стены комнаты не очень тянули его домой, а тут все-таки были люди, хоть и сами по себе, а он сам по себе. Удерживало его только то, что в кармане оставалось мало денег, если он сегодня возьмет еще одну кружку пива, а завтра ведь тоже захочется взять, то до зарплаты не дотянет, не будет на что и борща купить, придется кланяться редакторше, чтоб дала в долг какую-то сотню.
Разумнее всего было бы сегодня не пить пива, но что-то Павла будто подмывало, будто назло кому-то хотелось сделать.
В это время один мужчина из компании, сидевшей в углу под окнами, повернулся вместе со стулом лицом к залу и крикнул хриплым голосом:
– Таня!
Таня, которая стояла возле буфета, оглянулась, увидела, что ее зовут, и бросила свое:
– Сейчас, сейчас.
Она отнесла пиво двум железнодорожникам, сидевшим недалеко от буфета, и подбежала к компании.
– Нам… пива, – сказал мужчина. Рукой, в которой держал свернутую из газеты цигарку, он начал считать сидевших за столом: – Раз, два, три… Пять! Во! – выставил он руку и растопырил пальцы. Цигарка, которую он держал, роняя искры, полетела на пол. Мужчина, неловко нагибаясь, начал шарить рукой вокруг себя, ища цигарку. Залитые водкой глаза ничего не видели, и он качался на стуле, пока Таня не подняла ту цигарку и не подала ему. Он взял ее непослушными пальцами, положил в левую руку, а правую опять выставил с растопыренными пальцами. – Пять! Понимаешь?
Таня побежала, чтоб выполнить заказ, принести пива, и тут Павел, сам не зная, как и почему, тоже крикнул:
– Таня!
Таня на бегу оглянулась, увидела, что Павел ее зовет, и быстро вернулась, подбежала к Павлу.
– И мне пива, – сказал Павел почему-то со злостью, оглянувшись на столик, за которым сидела подвыпившая компания.
– Ага, – кивнула Таня и побежала к буфету.
Вскоре она бежала назад через зал, неся на подносе шесть кружек пива, над каждой из которых качалась белая пена, стекая мелкими пузырьками по граненым стеклянным краям. Пять кружек она поставила той компании, а одну, держа в руке, принесла Павлу.
Он понемножку цедил сквозь зубы пиво из тяжелой кружки, поднимая ее за толстую стеклянную ручку, ощущая на губах щекочущую пену, горьковатый вкус и хмельной запах, и считал, сколько будет стоить ему сегодняшний ужин. Выходило многовато для его кошелька, но пиво начинал приятно пьянить голову, во всем теле стало легко, а на сердце весело, не хотелось думать о деньгах, потянуло куда-нибудь пойти, кого-то встретить, поговорить по душам, исповедаться. Но пойти Павлу не к кому было, разве к редакторше, только что он будет делать у пожилой женщины, о чем с ней говорить? И все же куда-то пойти захотелось, показалось, что сегодня вечером должно случиться нечто необычное – или он кого-то встретит, или кто-нибудь найдет его, не может быть, чтоб шли дни за днями, обычные, похожие друг на друга, и ничего у него не изменилось.
Он допил свое пиво и громко, как делали тут все, как и сам обычно делал, позвал:
– Таня!
Она побежала к нему как-то бочком, одну руку держа в кармане фартучка, а другой размахивая взад и вперед.
– Подсчитай, на сколько я тут напил да наел, – сказал он, когда Таня остановилась возле столика.
– Сейчас, сейчас, – быстро заговорила Таня и начала вынимать из кармана фартука свой блокнотик.
Блокнотик зацепился, не вытаскивался, и Таня дернула его раз и два, пока не вывернула наизнанку карманчик. Огрызок карандаша упал на пол, покатился, и она быстро наклонилась, чтоб поднять его.
От своей неловкости покраснела и начала торопливо считать, положив блокнотик на мокрый, залитый пивом стол.
Она назвала сумму, которая показалась Павлу малой, он считал, что проел и пропил больше. Обрадовавшись, что истратил не очень много, вынул деньги, отдал Тане, и та положила их в карман платья.
Таню опять позвали, и она побежала, а Павел собрался уже уходить, но в голове все считал: как же так, почему у Тани вышло меньше, чем у него? Ну, борщ, ну, каша с котлетой, одна кружка пива, другая… И тут он понял – Таня забыла посчитать ту кружку пива, первую.
Он опустился на стул, с которого было поднялся, чтоб идти из столовой. Решил отдать Тане деньги.
Сидел и думал, как он сейчас опять позовет Таню, как она обрадуется, что он не ушел с ее деньгами, увидит, какой он честный, порядочный парень. Деньги за кружку пива небольшие деньги, как говорится, не обеднела бы, потеряв их, Таня, не разбогател бы, найдя их, Павел, и все же ему приятно было ждать минуту, когда он обрадует Таню, покажет ей свое благородство.
А Таня бегала по залу – собирала со столов грязные тарелки, ставила их горкой на поднос и, упирая поднос в живот, тащила к окну, что вело на кухню, потом собирала пустые бутылки, кружки.
Наконец он позваел ее, и Таня, немного удивленная, что он еще здесь, не ушел, подошла к его столику.
Голосом умышленно ироническим, но одновременно и добродушным – его даже распирало от радости, что он такой честный, – Павел сказал Тане:
– А ну, подсчитай еще раз, что я у тебя брал…
Таню будто ударил кто-то, она сжалась вся в комок, испуганно и виновато заморгала глазами.
– А… а что?.. – заикнулась она. – Я могу, могу… – Таня начала торопливо вынимать из кармана фартука свой блокнотик. Она покраснела, как от большого стыда, даже слезы, кажется, заблестели на глазах.
– Ты чего испугалась? – добродушно ухмыльнулся Павел. – Ты в свою сторону недосчитала, себя обманула.
Таня смотрела на него, не понимая, чего он от нее хочет, смеется над ней, что ли. Тогда Павел заговорил серьезно.
– Я у тебя брал две кружки пива, а ты посчитала одну, так что бери, на. – Он вынул из кармана остатки своих денег, нашел среди них пять рублей и подал Тане. – И в другой раз смотри, а то не заработаешь, а прогоришь на своей работе, – грубовато добавил он.
Таня еще стояла растерянная, но теперь уже все поняла.
– Вот спасибо вам, – смущенно сказала она. – А я думала… Думала, что ошиблась и лишнее взяла. – Она быстро полезла в карман, который был на платье, звякнула там мелочью, вынула горсть и начала отсчитывать Павлу сдачу с пяти рублей. Положила мелочь на стол и еще раз сказала, вся светясь стыдливой радостью: – Вот спасибо вам.
– Не за что, – ответил Павел.