Звук захлопнувшихся дверей привлек внимание местных обитателей, вышедших из тени одного из амбаров. Выглядели они невзрачно – некоторые были босиком, иные в плохо подходивших им старых ботинках военного образца или в самодельных сандалиях, их одежда, выгоревшая на солнце, была рваной и заштопанной. Но на их бритых головах были заметны следы самых крайних форм умерщвления плоти, которые я когда-либо видел. Выбритая кожа была усеяна струпьями и шрамами – некоторые уже побледнели, иные были еще так свежи, что раны еще сочились сукровицей, или были покрыты коркой запекшейся крови.
Они безмолвно смотрели на нас.
Потом я запретил такие крайние формы имперского культа, но в то время они были обычным делом на планете. Прямо на моих глазах один из фанатиков нанес себе рану и начал истекать кровью.
- Кто здесь бухгалтер? – спросил Террини.
- Капо, - ответил один из них.
- Где он?
Еще один, разрезавший свои губы до самых десен, указал на камнебетонный бункер с высокими стенами и темными бойницами.
Остальную часть пути к административному блоку мы прошли в тишине, если не считать хруста камешков под нашими ногами.
Ворота были открыты. На них была краской нанесена аквила, сильно поцарапанная и испещренная пятнами ржавчины. С обеих половин ворот свисали во множестве молитвенные свитки. Слова на них поблекли от яркого солнца.
«Вина нечестивых тяжким бременем висит на их душах», гласила одна надпись.
«Безумие есть чистота», утверждала другая.
«Благочестивые омывают руки свои кровью».
За воротами административного блока оказался широкий камнебетонный атриум с несколькими дверьми. Воздух внутри был прохладный и пахнул пылью. Все двери были закрыты.
- Бухгалтер? – позвал Террини, эхо его голоса отразилось от каменных стен.
Спустя довольно долгую паузу, отозвался чей-то голос:
- Эй?
Из двери слева от нас вышел здоровяк, обутый в ботинки, какие носили горные стрелки. На его поясе висел грязный белый фартук. Его лицо было распухшим и помятым от ударов, словно у кулачного бойца. Нос был сворочен на щеку, вместо одного глаза зияла пустая глазница.
- Бухгалтер Капо, к вашим услугам, - произнес он.
- Исполнитель Террини, - представился мой напарник. – И исполнитель Хау.
Бухгалтер остановился перед нами.
- И больше никого?
- Только мы.
- Исповедник не приехал?
- Я сказал, только мы. Что за проблемы у вас тут? – спросил Террини.
- Ох… - бухгалтер глубоко вздохнул. – Да.
Он жестом пригласил нас в свой кабинет.
- Зайдем. Надо поговорить.
Кабинет бухгалтера был освещен тусклым светом экрана настольного когитатора. Капо дернул за шнур с узлом, и на потолке с треском включилась люмен-полоска. Помещение было тесным. Полки забиты бумагами, свитками и папками. На голой стене позади стола висел большой график, несколько пыльных грамот Муниторума, поблекших от времени, и бумажная икона Святого Игнацио, приколотая к стене четырьмя медными гвоздями. Святой был изображен в облачении Игнацио Победоносного, в золотой броне, в руках силовое копье, у его ног грудами лежали убитые ксеносы.
Но мое внимание привлек большой металлический стол.
Рядом с когитатором стояла переполненная пепельница и череп. Этот череп напомнил мне обезьянок моей матери. Удлиненные челюсти с клыками, словно у собак, и глазницы под тяжелыми надбровными дугами. На поверхности черепа были вырезаны странные иконы, приковавшие мой взгляд.
Я потянулся к нему, чтобы рассмотреть лучше.
- Не трогайте! – воскликнул бухгалтер. Поспешив к столу, он схватил этот обезьяний череп. – Пожалуйста. Это трофей моего отца, - сказал он, словно устыдившись своей резкости. – Отец привез его из одной военной кампании.
- Ваш отец был военным? – спросил Террини.
- Он служил в корпусе снабжения.
В этот момент дверь открылась, и в кабинет влетел сервочереп, волоча за собой кусок позвоночника. Мы за эту поездку видели немало плохо сделанных сервочерепов, но этот выглядел как останки жертвы жестокого убийства. Он был грубо скреплен металлическими скобами, на которых висели обрывки кожи, икона священной шестерни была вбита в его лоб с почти нарочитой небрежностью.
- Трон Святой! – произнес Террини, когда сервочереп прогудел своими антигравитационными генераторами у его плеча. Подвешенные под черепом циркулярная пила, дрель и клещи висели, словно парализованные конечности, в клещах была зажата папка с бумагами. – Ну и уродливая штука!
Капо кивнул, взяв папку у сервочерепа и засунув ее в деревянный ящик.
- Да, - сказал он, его единственный глаз смотрел на каждого из нас по очереди. – Слушайте. Я не хотел говорить слишком громко. Правда в том, что мы уходим отсюда.