— Святой престол понимает ваши трудности, епископ, — довольно сухим тоном остановил эмоциональную тираду папский нунций. — Но он ждет от крестоносцев Ордена подвига, в котором они клялись Господу, вступая в братство. Они должны взять Новгород хотя бы на один день, и после этого Бог простит их, даже если они сами сложат свои знамена под ноги языческому царю и отдадут ему свои мечи.
— Это поход столь важен, что ради него можно пожертвовать последним христовым орденом? — удивился хозяин замка. — Даже если у него нет никаких шансов на успех?
— Этот год оказался крайне неудачным для Московии, брат, — нунций взял кубок в руки и откинулся на спинку кресла. — Летом во Пскове и Новгороде прошел мор. Очень страшный пор, полностью опустошивший их города. Мор добрался до Старой Руссы, и сейчас этот город слаб. Порхов разорен литовским набегом, Остров и Опочка осаждены.
Посланник Ватикана настолько правильно и уверенно произносил названия русских городов, что епископ понял: его гость знает о положении здешних дел куда больше, чем можно было подумать.
— Дорога на Новгород чиста, брат, — подвел итог мужчина, поправив ремешок в волосах. — Христову воинству достаточно сесть на коней и пройти по ней отсюда и до языческого логова.
— Из Москвы сюда не придет ни один воин, — добавил от себя пожилой прелат. — Мор, унесший столько нечестивых душ в Новгороде и Пскове забрался в самое сердце дикарской страны и поразил царя Ивана. Вот уже больше двух недель он лежит не вставая. Правда, он приказал казнить приехавшего из Италии опытного врача, но это все равно не успеет ничему помешать. Король Сигизмунд отослал тамошним боярам письма, обещая по праву кровного родства сесть на престол и призывает приносить себе клятву на верность, Иван с ложа болезненного требует присягнуть своему малолетнему сыну, бояре Шуйские кричат о выборе нового царя, себя на трон пророча. Нет сейчас в Москве никакого государства, брат. Разброд там боярский. Никто в северные земли Новгороду помогать не придет. В самом же Новгороде князь Галонин в сторону Литвы смотрит, бояре Кропоткин и Селечин, сам посадник согласны литовскую руку принять. Многие готовы вместо Москвы нас в городские стены запустить.
Дертпский епископ промолчал. Он прекрасно понимал, какого кропотливого труда стоило подготовить и свести воедино такое огромное количество кажущихся случайностей, и теперь неожиданный фанатизм вернувшегося из Кельна сына магистра Кетлера уже не казался ему странным. Орден был подготовлен к последнему, самоубийственному, но неотвратимому удару на восток, перед крестоносцами расчищена дорога, заблаговременно устранены все препятствия, все ловушки, вытравлены враги и недоброжелатели. Достаточно просто дать шпоры коню…
Но почему сидящий перед ним прелат, личный духовник польского короля Сигизмунда не укажет дорогу на Новгород могучим полкам польско-литовского королевства? Почему туда посылают изрядно ослабевший за последние десятилетия Ливонский Орден?
— У кавалера Ивана слишком мало опыта, — покачал головой епископ. — Он готовил кампанию все лето и собрал сильное войско, но не рассчитал времени и попал под дожди. Дороги размокли, стали непроходимы. Он больше месяца простоял у Матайгузы. Рыцари от скуки, холода и плохой еды начали уходить, собранные на наемников деньги кончились и, они повернули назад. Я так думаю, что сейчас отряды из Вильмы и Пайды подходят к своим домам, а три сотни немецких пехотинцев ждут кораблей в порту Гапсоля.
— Ландскнехтов нужно вернуть, — непререкаемым тоном сообщил нунций и уверенно выложил на стол тихо звякнувший мешочек. Епископ подтянул мешочек к себе, задумчиво взвесил в руке.
— Золото, — сообщил мужчина. — Всех наемников нужно вернуть. Пусть дойдут до Новгорода, а там поступают как хотят.
— Опять Новгород, — покачал головой хозяин. — Вот уж не думал, что этот город так хорошо знают в Ватикане.
— К сожалению, Святой престол знает этот город слишком хорошо, — ледяным тоном отрезал нунций. — И сейчас, брат, вам предстоит узнать тайну, которая или возвеличит вас над всеми так, как вы не можете даже представить в своих помыслах, или сотрет в порошок, ибо смертные не имеют права на существование, заподозри они хоть на миг о возможности такого позора. Человек, узнавший об этой тайне, должен быть немедленно умерщвлен, тело его сожжено, череп растерт в порошок, а все вместе взятое развеяно над полем и немедленно перекопано с землей.