— Мир — вы, оба! — сказал он. — Цена не такая уж непомерная.
Он вдруг осознал, что хочет, чтобы отец вышел из андрона ему на помощь. Если уж это не говорило об отчаянии и тревоге Менедема, тогда что могло о них говорить? Но у Филодема было или слишком много здравого смысла, или слишком мало храбрости, чтобы ринуться в гущу битвы.
Находясь под защитой молодого хозяина, Сикон важно выпятил грудь, а Бавкида выглядела так, будто Менедем пырнул ее в спину ножом.
— Если тебя больше волнует свой желудок, а не наш дом…
Не закончив фразы, Бавкида круто повернулась и зашагала к лестнице, ведущей в женские комнаты.
Менедем наблюдал — он просто не мог удержаться, — как яростно покачиваются ее бедра. Рядом с ним Сикон весело захихикал.
— Благодарю любезно, молодой господин, — сказал повар. — Думаю, мы ей показали!
— Думаю, да, — тупо ответил Менедем.
Он хмуро посмотрел на Сикона. Сможет ли повар приготовить креветок достаточно вкусно, чтобы Бавкида перестала на него сердиться? Менедем сомневался, что ее сможет умиротворить даже амброзия с Олимпа.
— …И тогда я пошарил под скамьями гребцов, — рассказывал Соклей, — и обнаружил, что мешок с черепом грифона исчез. Один из грязных пиратов украл его. Если бы я мог, да я бы этого шлюхина сына…
— Мне очень жаль, — сказала Эринна. И добавила почти с трепетом: — Я никогда еще не видела тебя таким сердитым.
Соклей посмотрел на свои руки: они сами собой сжались в кулаки. Когда он снова разжал пальцы, на его ладонях остались следы ногтей.
Соклей очень смущенно улыбнулся младшей сестре.
— Если тебе кажется, что сейчас я сержусь, видела бы ты меня, когда все это случилось. Столько знаний — возможно, очень ценных знаний — пропали навсегда! Я был просто вне себя.
На руку Эринны села муха; девушка смахнула ее, и муха улетела прочь. Гигий — здешний управляющий — услышал от повара из соседнего дома, что Бавкида пользуется рыбьей требухой для удобрения сада. Эринна последовала ее примеру. Что ж, может, для растений это и полезно… Соклей не сомневался, что мухи это оценят.
Муха, опускавшаяся на руку Эринны, села теперь на ногу Соклея; он прихлопнул насекомое, которое упало в грязь. Крошечный геккон выскочил из щели между камнями, схватил муху и снова исчез. Соклей вытер руку о хитон.
Сестра вздохнула.
— Как это, должно быть, замечательно — быть мужчиной, иметь возможность совершать все эти дела, побывать во всех местах, о которых ты говорил.
— Не всегда замечательно, — сухо ответил Соклей. — Поверь мне, мало радости встретить пиратов, которые пытаются тебя убить или продать в рабство.
Эринна покраснела.
— Ну… Да. Но чаще всего… Ты знаешь, что я имею в виду. Обычно ты меня всегда понимаешь.
Соклей кашлянул.
— Спасибо.
То был редкий комплимент. Он не мог представить, чтобы кто-нибудь другой сказал ему такое. Менедем? Нет, едва ли. И Соклей не мог представить, чтобы сам кому-то такое сказал, даже Эринне.
Потом сестра задала вопрос, который его удивил:
— Ты знаешь Дамонакса, сына Полидора?
— Конечно, знаю, — ответил Соклей. — Весной я показывал ему череп грифона, помнишь? Дамонакс тогда пытался его купить.
Он нахмурился.
— А почему ты спрашиваешь?
— Ты вчера был в гимнасии, когда он сюда заходил. Возможно, Дамонакс захочет стать членом нашей семьи и жениться на мне, не очень беспокоясь о том, что я уже немолода.
— Что за глупости ты говоришь! — воскликнул преданный Соклей. — Тебе всего девятнадцать.
— Для девушки, желающей выйти замуж, это уже старость.
Соклей не смог ничего возразить, потому что Эринна была права. Когда она в первый раз вышла замуж, ей было всего четырнадцать.
— А разве Дамонакс не женат? — вместо этого осведомился Соклей.
— Был. — Лицо Эринны затуманилось. — Его жена умерла в родах вскоре после того, как ты отплыл на Кос. Он собирается жениться снова. Судя по словам отца, он хочет получить приданое побольше, потому что я старше его покойной жены.
— Вот как? — отозвался Соклей.
Однако в таком желании не было ничего необычного.
— Какой он? — спросила Эринна. — Я видела его мельком, когда он уходил. Дамонакс очень хорош собой, но это все, что я знаю. А вот какой он?
Соклей никак не ожидал, что ему придется описывать Дамонакса как возможного мужа.
«Хочу ли я, чтобы он стал моим шурином?» — подумал Соклей. Он не был в этом уверен.
— Дамонакс довольно умен… — начал Соклей. — Он учился в Афинах до того, как туда приехал учиться я. Вряд ли он такой уж умный, каким себя считает, но сколько людей могут верно себя оценить? Он не скаредный, судя по тому, что я видел. Я никогда не слышал о нем ничего плохого.
Однако он почти не слышал о Дамонаксе и ничего хорошего.
— Когда он чего-то хочет, он хочет этого всерьез, — продолжал Соклей. — Я заметил эту его черту. Но не могу сказать, хорошая она плохая.
— А ты бы хотел, чтобы Дамонакс стал членом нашей семьи? — спросила Эринна.
Этот вопрос как раз и задавал себе Соклей. Так как у него не было ясного ответа, он задал встречный вопрос:
— А что думает отец?
Во всяком случае, он не дал Дамонаксу от ворот поворот, — ответила сестра. — Он… Думаю, ты сказал бы, что он размышляет…
— Хорошо. На такие сделки может уходить много времени. Переговоры перед твоим первым замужеством длились долго. Наверное, я помню их лучше, чем ты, — ты тогда была еще совсем девочка.
— Тогда почти все обошлось без меня, — согласилась Эринна. — Но теперь все по-другому. Я больше не девочка и не хочу, чтобы на переговоры ушло много времени, потому что не становлюсь моложе.
— Время — ужасный враг, — заметил Соклей. — Рано или поздно оно всегда побеждает.
Эринна резко вскочила на ноги и поспешила вверх по лестнице в женские комнаты. Соклей уставился сестре вслед.
«О боги, — подумал он. — Она не рассчитывала услышать от меня такое».
Потом он понял еще кое-что: что бы ни думал отец, Эринна хочет выйти замуж за Дамонакса. Должно быть, она чувствует, что замужество даст ей еще один шанс.
«Хочу ли я, чтобы Дамонакс стал членом нашей семьи? И если не хочу, то есть ли у меня на то достаточно веская причина? И почему, интересно, Дамонакс вдруг надумал с нами породниться? Мы ведь торговцы, а он — землевладелец. Он что, залез в долги?»
То были важные вопросы, и у Соклея не имелось ответа ни на один из них. Он не мог задать их отцу: Лисистрат ушел в гавань. Судя по словам Эринны, отец, по крайней мере, подумывал о возможности такого брака.
Это было интересно. Эринна, без сомнения, находила все это еще более интересным.
По саду с жужжанием пролетел шмель, и Соклей направился в андрон. Его уже кусали раньше, и он не хотел, чтобы такое случилось снова. Спустя некоторое время шмель напился нектара и улетел; тогда Соклей вернулся во двор и увидел, что Фракийка, рыжеголовая рабыня его семьи, вышла с целой охапкой свежевыстиранных хитонов и накидок и начала развешивать одежду на солнце.
— Радуйся, — сказал Соклей.
— Радуйся, молодой господин, — ответила она на эллинском языке со странным акцентом.
Из-за груза мокрой одежды ее хитон спереди стал влажным, облепив груди.
Соклей уставился на Фракийку, и, заметив его взгляд, рабыня быстро сказала:
— Ты не извинишь меня, молодой господин? Я ужасно занята.
Соклей довольно часто уводил ее в свою спальню. Эта женщина была рабыней, как она могла ответить «нет»? Даже из-за этой просьбы подождать в некоторых домах ей могло бы достаться. Но если бы Соклей увел ее к себе ради собственной потехи, оторвав от работы, ему самому досталось бы от матери и сестры. И так как рабыня относилась к их случайным встречам скорее со смирением, чем с энтузиазмом, Соклей и сам не слишком сильно горел нетерпением.
Поэтому он ответил: