— А потом, небось, мне придется волочь эту проклятую штуку еще и обратно.
«Не придется, если я сейчас проломлю тебе этой штукой голову», — раздраженно подумал Соклей.
Однако, как ни заманчива была подобная перспектива, он бы все-таки так не поступил. Насколько Соклею было известно, раб нес единственный череп грифона, который когда-либо видели эллины. Соклей не стал бы рисковать такой ценной вещью. Поэтому он постарался утешить Арлисса.
— У тебя будет много времени, чтобы отдохнуть и побездельничать, когда мы доберемся до места. Ну а если ты проскользнешь на кухню, то наверняка сможешь выпросить у повара вино, а может, фиги или орехи в придачу.
Раб просиял, хотя, похоже, не хотел показать Соклею, что почувствовал себя хоть немного счастливей.
— У меня руки вот-вот оторвутся, — вновь заныл он.
— Да уймись ты наконец, — проворчал Соклей и добавил: — А вот и маленький храм Гефеста, так что осталась всего пара кварталов.
Они пришли в западную часть города, миновав больше половины пути от дома Соклея к гимнасию. Но Соклей не собирался раздеваться, чтобы побегать или побороться. Он крайне редко занимался спортом, и Менедем легко одерживал над ним верх, когда они вдвоем приходили в гимнасий. Соклей был крупнее двоюродного брата, но Менедем был быстрее и грациознее.
— Похоже, вот нужный дом, — сказал Соклей.
Он не был до конца в этом уверен; уж очень один слепой фасад походил на другой.
«Если я ошибся, — подумал он, постучав в переднюю дверь, — то хозяин наверняка подскажет мне дорогу».
Где-то в доме залаяла собака.
Арлисс положил на землю череп грифона, чтобы потянуться и показать, как ему было тяжело. Он едва успел снова поднять свою ношу, как кто-то спросил из-за двери:
— Да? В чем дело?
— Это дом Дамонакса, сына Полидора? — спросил, в свою очередь, Соклей.
— Да. Что вам надо?
Дверь все еще не открылась.
Соклей назвал свое имя и добавил:
— Я принес вещь, на которую твоему хозяину, возможно, будет интересно взглянуть.
— Подождите, — ответил человек по другую сторону двери.
Соклей принялся ждать, как и было велено. Ждал и Арлисс, всем видом своим излучая молчаливый упрек.
Прошло немного времени, и дверь широко распахнулась, насколько позволял штырь, вставленный в паз в полу и в косяке.
— Мой господин примет тебя, — доложил раб Дамонакса.
Судя по гортанному акценту и узкому смуглому лицу, он был, вероятно, персом.
— Он во дворе. Пойдемте со мной.
— Радуйся, Соклей, — сказал Дамонакс, когда привратник ввел во двор вновь прибывших.
Дамонакс был красивым мужчиной лет на десять старше Соклея, с волосами, уже начавшими редеть на висках.
— Что ты принес? — спросил он, указав на завернутый в ткань предмет в руках Арлисса.
Как и у Соклея, его дорийский родосский выговор имел налет аттического произношения; Дамонакс тоже несколько лет учился в афинском Лицее и вернулся в родной полис годом позже.
Словно фокусник, дающий представление на симпосии, Соклей сорвал квадратный кусок ткани.
— Вот! — сказал он. — Череп грифона!
— Настоящий? Ты шутишь! — Дамонакс встал со скамьи и подошел, чтобы взглянуть поближе. Он постучал по черепу ногтем указательного пальца. — Нет, клянусь египетской собакой, я вижу, ты не шутишь. Где, во имя неба, ты его раздобыл?
— В Кавне, — ответил Соклей и объяснил, как они с Менедемом наткнулись на эту диковинку. — Я принес его сюда, потому что ты тоже учился у Теофраста. Что ты думаешь об этом черепе?
— Хотел бы я, чтобы ты принес также и шкуру тигра, о которой упомянул, — печально сказал Дамонакс. — Если выяснится, что торговля может помочь человеку встретиться с такими чудесами, эллины, взирающие на торговлю сверху вниз, могут переменить свое мнение.
Большинство эллинов из высших классов и вправду сверху вниз смотрели на торговцев. Их идеалом была жизнь богатого землевладельца, когда всю работу выполняли рабы и надсмотрщик, предоставляя господину деньги и досуг, чтобы тот мог жить, как ему вздумается.
Дамонакс носил на пальцах два тяжелых золотых кольца; застежки его сандалий также были золотыми, а кожа была умащена пахнущим розами оливковым маслом. Воплощенный идеал.
Соклей, понимавший это и слегка завидовавший Дамонаксу, ответил:
— Благодарю, о почтеннейший.
— Спасибо, что позволил мне это увидеть. — Дамонакс указал на скамью, на которой только что сидел, и обратился к Арлиссу: — Положи-ка череп сюда, чтобы мы с твоим хозяином могли как следует его рассмотреть.
— С радостью, господин. — Кариец со вздохом облегчения положил череп.
Своему рабу Дамонакс велел:
— Принеси нам вина, Феллий, и оливок, или что там еще найдется на кухне.
Кивнув головой вверх-вниз, как делают варвары в знак согласия, перс поспешил прочь.
Дамонакс наклонился над черепом грифона и снова по нему постучал.
— Это больше похоже на камень, чем на кость, — заметил он.
— Я тоже обратил на это внимание, — ответил Соклей. — Не знаю, что это может означать, кроме того, что череп старый и долго пролежал в земле.
— Не такой уж и старый, — пробормотал Арлисс. — Он тяжелый.
— Как звали философа, нашедшего окаменевшие раковины на горном склоне и сообразившего, что когда-то давным-давно этот склон был океанским дном? — спросил Дамонакс.
— Я должен был догадаться! — Соклей стукнул себя по лбу ладонью. — Мор и чума! Я ведь знаю это! — Он щелкнул пальцами и внезапно ухмыльнулся. — Ксенофан Колофнский, вот как звали того философа.
— Браво! — воскликнул Дамонакс. — У тебя и в самом деле отличная память. Я не смог бы припомнить имя, даже если бы меня отдали на растерзание самому ужасному палачу Антигона.
Феллий вернулся с деревянным подносом, на котором были миска с оливками и две чаши вина, и поставил его на скамью рядом с черепом грифона. Увидев, что ему не принесли вина, Арлисс взял поднос из рук испуганного Феллия.
— Дай, мой друг, я отнесу это на кухню за тебя, — сказал раб Соклея.
Этот хитрец мигом сообразил, каким образом можно раздобыть угощение.
Дамонакс показал на рог, торчавший из основания черепа.
— Жаль, что он, похоже, обломан. Хотел бы я знать, как выглядела эта тварь, когда была живой.
— Я полагаю, не столь красивой, какими все считают грифонов, — ответил Соклей. — А что ты скажешь о его зубах?
— Я не обратил на них внимания, — признался Дамонакс.
Точно так же, как и в свое время Соклей на рыночной площади Кавна, хозяин дома поднял череп и повернул его, чтобы получше рассмотреть. Когда Дамонакс снова положил диковинку на скамью, его лицо было задумчивым.
— Похвастаться клыками грифон не может, верно?
— И я подумал то же самое, — сказал Соклей. — Каким же образом он мог охранять золото на краю света и бороться с ворами?
— Может, с помощью когтей, — предположил Дамонакс, и Соклей кивнул — то была хорошая идея, которая не пришла в голову ему самому.
Хозяин дома переводил взгляд с гостя на череп грифона и обратно.
— Скажи, о почтеннейший, теперь, когда ты заполучил эту замечательную вещь, что ты собираешься с ней делать? Ты хочешь хранить диковинку у себя в доме и рассказывать о ней истории до конца своих дней?
— Нет, клянусь Зевсом! — воскликнул Соклей.
— Ага, — с мудрым видом отозвался Дамонакс. — Тогда, полагаю, ты хочешь ее продать?
Как он ни старался, он не смог скрыть легкого презрения в голосе, и Соклей понял — что бы Дамонакс ни говорил, он и сам смотрел на торговцев сверху вниз.
— Вообще-то я мог бы предложить тебе за него хорошую цену, — вежливо продолжал Дамонакс. — Я бы с удовольствием его приобрел.
«Чтобы держать череп у себя и рассказывать про него собственные истории», — подумал Соклей.
Он покачал головой.
— Я собирался взять череп грифона в Афины, чтобы показать его философам Лицея и Академии.
Дамонакс продолжал так, будто Соклей не услышал: