— Так и есть, почтеннейший, — признал Менедем.
Он и сам был довольно неплохим плотником — во всяком случае, достаточно хорошим, чтобы распознать в другом человеке мастера.
Эвксенид обрабатывал сосновую древесину вдохновенно, словно скульптор, который придает форму мрамору. Наблюдать за ним было весьма познавательно. И это наблюдение так захватило Менедема, что он забыл следить за морем и подпрыгнул от неожиданности, когда кто-то закричал:
— Вижу парус!
Пираты не могли надеяться на большую удачу, чем наткнуться на вытащенную на берег торговую галеру. И если на борту парусника и вправду пираты, как тогда отбиваться?
— Именно так и случилось с афинским флотом в конце Пелопоннесской войны, — сказал Соклей. — Спартанцы захватили его на берегу реки возле Эгоспотам и расправились с афинянами.
Услышав это замечание, Менедем убедился, что у них обоих мысли текут в одном и том же направлении. Потом раздался новый крик:
— Вижу паруса! — И, вместо того чтобы взобраться на борт «Афродиты», пристегнуть меч и сражаться из последних сил, Менедем тоже уставился в море.
Если у пиратов не одно судно, нет никакой надежды от них отбиться.
Однако все обошлось. Звук, который издал Менедем, был чем-то средним между облегченным вздохом и благоговейным возгласом. Ему вообще не придется сражаться! Флоту, который двигался мимо северного берега Телоса, было так же мало дела до вытащенного на берег акатоса, как Зевсу — до блох на тощей, копающейся в мусоре собаке.
То были не крутобокие торговые суда, не пиратские гемолии и не пентеконторы, а военные галеры, десятки галер — такой большой и сильный флот Родос не мог даже надеяться спустить на воду.
Триремы служили эскортом для больших по размеру и более неуклюжих военных судов, составлявших сердцевину флота. Были ли эти монстры четырех-, пяти- или шестиярусниками? А может, даже имели еще больше рядов весел? До судов было десять или пятнадцать стадий, и Менедем не мог ответить на этот вопрос наверняка.
— Чей это флот? — спросил кто-то — еще один уместный вопрос.
Прежде чем Соклей успел ответить, его опередил Эвксенид из Фазелиса:
— Должно быть, Птолемея. Если бы Антигон имел в здешних водах столько судов, они бы плыли, чтобы вступить в битву с Птолемеем за Ликию, а не двигались в обратном направлении.
— К тому же, похоже, они идут к Косу, — добавил Соклей, — а Кос — главная цитадель Птолемея в Эгейском море.
Менедем кивнул.
— Все это вполне логично. Судя по тому, что мы знаем, на борту одного из этих судов сам Птолемей. Говорят, он лично явился из Египта, вместо того, чтобы задавать работу одному из своих навархов.
— Да, именно так он и сделал, — сказал Эвксенид.
Офицер Антигона пару раз кашлянул и повернулся к Менедему.
— Ты говорил, что собираешься остановиться на Косе. Если там базируется весь морской экспедиционный корпус Птолемея, вряд ли мне захочется посетить тот остров, благодарю покорно. Не высадишь ли ты меня вместо этого в Книде? Ты можешь сделать там остановку, прежде чем пойти на Кос.
— Да, так я и поступлю, — тут же ответил Менедем.
Поскольку на Косе находился весь огромный флот Птолемея, а может быть, и сам Птолемей, Менедему не хотелось являться туда с офицером Антигона на борту.
— Спасибо. — Эвксенид побарабанил пальцами по рукояти тесла. — И поскольку я сойду раньше Милета, тебе придется пересмотреть размер платы за проезд.
Если бы Эвксенид не потрудился над новым рулевым веслом, Менедем, может, и стал бы с ним спорить. Но Соклей, будучи скрупулезно честным, сразу кивнул, соглашаясь со словами пассажира. Поэтому Менедем сказал только:
— Хорошо. Я сбавлю плату… наполовину.
Эвксенид выглядел довольным… наполовину.
— Десять драхм за то, чтобы попасть на Книд, — так же возмутительно, как и двадцать драхм за то, чтобы добраться до Милета. — Он помедлил, ритмично постукивая по рукояти тесла. — Но не более возмутительно, я полагаю. Договорились, капитан. Десять драхм.
Он вскоре закончил мастерить рулевое весло и принялся чинить паз, в котором оно держалось, продемонстрировав при этом ничуть не меньшую ловкость и проворство. Солнце едва перевалило за зенит, когда Эвксенид установил на место новое рулевое весло.
Менедем вернулся на «Афродиту», чтобы испробовать обновку. Его ладонь не привыкла сжимать такую рукоять: то была просто обработанная ветка дерева, на которой до сих пор еще оставалась кора. И новое рулевое весло оказалось слегка тяжелее, чем старое.
«Должно быть, из-за того, что его сделали из зеленого дерева», — подумал Менедем.
Но баланс оказался именно таким, какой и требовался, и эта поделка должна была продержаться до Коса. Менедем покачал головой. Ну в самом крайнем случае — до Книда.
— Премного благодарен, — кивнул Менедем Эвксениду из Фазелиса. — Вполне сгодится.
У офицера Антигона был скорее смущенный вид, чем довольный.
— Не за что. Терпеть не могу, когда меня благодарят за что-то настолько простое. Вот столярные работы по изготовлению катапульты…
— Не важно, — перебил Менедем. — Я тебе верю. Ты заставил меня поверить в себя.
И, уже громче, он окликнул команду «Афродиты»:
— Давайте, ребята! Спустим судно на воду!
Полдюжины гребцов снова столкнули на воду лодку с «Афродиты» и привязали ее с помощью каната к носу судна.
Остальные моряки вместе с Менедемом, Соклеем и Эвксенидом встали вдоль бортов акатоса и возле кормы.
— Готовы? — Менедем подождал одно биение сердца и закричал: — Толкайте!
Он сам навалился плечом на свинцовые пластины, защищавшие обшивку судна, и толкнул изо всех сил. Люди в лодке изо всей мочи гребли, таща «Афродиту» на буксире, в то время как остальные толкали ее к воде.
С первой попытки ничего не вышло. Менедем и не ожидал, что выйдет. Судно было более неуклюжим, чем торговая галера или пиратский пентеконтор, и груз все еще оставался на борту. Будь груза побольше, Менедем заставил бы команду облегчить судно, прежде чем начать попытки спуститься на воду, или вообще не стал бы выводить акатос на сушу, оставив его на якоре неподалеку от берега.
— Толкайте! — крикнул он снова.
У него заныло плечо, когда он налег еще раз, ноги капитана зарылись в песок, а его кряхтенье вплелось в хор похожих звуков, которые издавали надрывающиеся люди. Телос был унылым островком, в таком месте никому не хотелось бы застрять.
Под фальшкилем акатоса заскрипел песок.
— Судно пошло! — выдохнул Соклей — его отделяла от Менедема пара человек.
— Пошло, — согласился Менедем, тоже задыхаясь.
Он помолчал, пару раз глотнул воздуху и умудрился прокричать:
— Навалитесь как следует, не жалейте спин, ленивые сукины дети!
У него затрещали позвонки, когда он снова толкнул, но это не помешало ему вложить в толчок все силы.
Еще чуть-чуть… и вот, совсем внезапно, «Афродита» оказалась на воде. Моряки радостно закричали и двинулись вброд, чтобы подняться на судно. Голые и мокрые, со стекающей с тел водой, они перебрались через борта.
Менедем занял место на юте и с хмуро-испытующим видом потянулся к рукоятям рулевых весел. Соклей очень хорошо его понимал.
— Надо выяснить, как поведет себя новое весло теперь, когда мы на воде.
Менедем кивнул.
— Именно!
Он крикнул команде:
— Десять человек на каждом борту — на весла!
Диоклей, задай ритм.
— Слушаюсь, шкипер, — ответил начальник гребцов, взяв колотушку и бронзовый квадрат. — Давайте, лентяи, не зевать! Риппапай! Риппапай!
Когда торговая галера заскользила вперед по голубому-голубому морю, Менедем принялся толкать и тянуть на себя рулевые весла, посылая акатос то влево, то вправо и заботясь о том, чтобы не наткнуться на ту коварную скалу, на которую они налетели раньше.
— Ну, как весло? Слушается? — спросил Соклей.
— Да, и прекрасно, — ответил Менедем. — Немножко странное ощущение, потому что у рулевых весел разный вес, я это чувствую, но новое весло хорошо работает.