Так оно и было на самом деле, но лишь в вопросах, имевших отношение к истории, философии или там зоологии, но никогда это не касалось торговли.
Менедем кивнул с откровенным одобрением: с бальзамом хорошо придумано.
«И почему мне самому это не пришло в голову?»
Раб родосского проксена принес вино: сегодня Клейтелий заказал более крепкую смесь, чем прошлым вечером. Осушив пару чаш, он сильным, уверенным баритоном завел непристойную песню. То не был симпосий в точном смысле этого слова, но нечто вроде.
Клейтелий выжидательно взглянул на Менедема.
Мысль о Ксенофане, переправившемся через Стикс, дала толчок вдохновению Менедема, и он процитировал слова Харона, перевозчика душ умерших, из «Лягушек» Аристофана:
— Кому в места блаженного успокоения?
Менедем и сам был на мысе Тенар в прошлом году. В нынешние времена из ничтожного места, о котором не стоило и говорить, мыс этот превратился в центр поселения наемников.
Менедем продолжал цитировать «Лягушек», нелепый спор Диониса с хором квакающих созданий.
Клейтелий от души рассмеялся.
— Это хорошая вещь, — сказал он, салютуя своей чашей Менедему, а может, и Дионису. — Ква-ква.
Проксен снова засмеялся, потом взглянул на Соклея.
— А ты что приготовил для нас, почтеннейший?
Менедем гадал, уж не прочтет ли его двоюродный брат лекцию, как частенько делал, — например, о некоем Лисандре из Спарты, который, очевидно, был важной персоной сто лет тому назад. Но у Соклея на уме было другое.
— Я? — переспросил он. — Я собираюсь рассказать о грифонах.
И он довольно подробно изложил все, что знал: о сторожащих золото грифонах севера и одноглазых аримаспах, которые, как считалось, расхищали их запасы; о том, как художники-эллины по заказу скифов изображали грифонов («Он чаще прислушивался к россказням Телефа, чем я думал», — промелькнуло в голове Менедема), и о том, как же эти самые грифоны выглядели, если и впрямь были такими тварями ужасными, какими их описывают. Однако при всем том Соклей и словом не обмолвился, что на «Афродите» среди прочего имеется череп грифона.
Кое-что из этих рассказов Менедем слышал и раньше, но он никогда не слышал столько сведений о грифонах сразу — и это невольно впечатлило его. Когда Соклей толковал о том, что его интересовало, слушать его было весьма увлекательно.
Клейтелия он, несомненно, заинтересовал.
— Браво! — воскликнул родосский проксен. — Но вот интересно, как ты можешь рассказывать об этих зверях, словно только на днях видел одного из них, если они, по твоим же собственным словам, выдумка?
— Неужели я рассказывал именно так?
По мнению Менедема, Соклей ответил слишком вкрадчиво, а оттого неубедительно. Но Клейтелий, который уже порядком выпил, не был склонен к критике. Он только кивнул, чтобы показать — да, родосец рассказывал именно так.
Соклей слегка улыбнулся загадочной улыбкой.
— Говорят, Гомер был слеп. Он никогда не видел того, о чем пел, но заставил видеть это всех остальных, и люди видят это до сих пор.
— За последнее время ты уже дважды удостаиваешь поэта похвалы, — сказал Менедем. — К чему бы это?
Соклей показал двоюродному брату язык, высунув его как можно дальше. При этом оба юноши засмеялись.
Засмеялся и Клейтелий, хотя и не понял, что имел в виду Менедем. Он выпил достаточно и доказал это, обратившись к Соклею:
— У тебя есть дар все объяснять. Ты ведь умеешь писать? Такой умный парень наверняка должен знать грамоту.
Соклей не отрицал своего умения, и родосский проксен продолжил:
— Ты должен записать то, что только что рассказал, чтобы сохранить для потомства.
— Может, однажды и запишу, — ответил Соклей. — Я уже думал об этом.
— И правильно делал. — Клейтелий отпил из чаши большой глоток. — Ну, чем займемся дальше?
— Если ты приготовил девушек, ожидающих нас в наших комнатах, я был бы не прочь прямо сейчас туда отправиться, — ответил Менедем.
— Приготовил, — засмеялся проксен. — Хорошо вам, ребята. Вы двое можете трахаться с ними до одурения, но если я возьму рабыню к себе в постель, жена будет до бесконечности меня этим попрекать. Пойдемте.
Он взял со стола лампу.
— Я отведу вас.
Войдя в комнату, Менедем кивнул рабыне, ожидающей его в постели.
— Радуйся, Эвноя.
— Радуйся, — ответила она. — Нам так и не дали заняться этим утром.
Она, без сомнения, подразумевала: «Тебе не дали заплатить мне утром».
Менедем кивнул, подумав, что, родись Эвноя мужчиной, она давно уже была бы на мысе Тенар. В ней было много качеств, присущих наемнику.
— Птолемей и впрямь хотел вас видеть? — спросила она.
— Да, — ответил Менедем.
Это, казалось, произвело впечатление на Эвною. Она приняла горделивый вид — будто, отдаваясь мужчине, встречавшемуся с великим человеком, и сама становилась более значительной персоной. Рабы часто грелись в отраженных лучах славы своих господ; в данном случае, похоже, происходило то же самое.
Менедем сорвал хитон и лег на кровать рядом с любовницей.
Как и прошлой ночью, Эвноя застенчиво возразила против того, чтобы он просто овладел ею.
— Я не хочу иметь ребенка, — повторила рабыня.
Менедем нахмурился. Считалось, что она здесь ради его удовольствия, а не наоборот. Но он ублажил ее, сев на край кровати и широко раскинув ноги. Эвноя помрачнела; это нравилось ей еще меньше, чем подставлять зад. Однако в конце концов рабыня присела на корточках между его ног и наклонилась к члену. Пальцы Менедема запутались в ее волосах, направляя и торопя любовницу.
Прошло немного времени, и она отодвинулась, слегка кашляя и давясь, нашла под кроватью горшок и сплюнула в него.
Пресытившийся и ленивый, Менедем дал ей полдрахмы. В борделе ему бы пришлось заплатить за подобное удовольствие куда больше.
Они вытянулись на кровати бок о бок. Менедем пробежал рукой по изгибу обнаженного тела женщины, потом задул лампу. Комната погрузилась во тьму, и он почти сразу уснул.
Когда Соклея разбудил резкий стук, юноше на мгновение показалось, что все случившееся прошлым утром ему просто приснилось. Как и вчера, он лежал в обнимку с рабыней Клейтелия, Фестилис, и, как и накануне, они вместе сонно и удивленно огляделись вокруг. Рассвет пробивался сквозь ставни.
Раздался еще один стук, в соседнюю дверь.
— Алипет снова здесь, — сказал Клейтелий, и Соклей убедился, что и впрямь не спит. — Птолемей хочет видеть вас обоих, немедленно.
— Но хочу ли я видеть Птолемея? — пробормотал Соклей.
Он раздраженно помотал головой. Какая разница, хочет он или нет? Даже свободный эллин понимал, что его свобода имеет свои пределы, когда имел дело с генералом Александра.
Соклей похлопал Фестилис со словами:
— Поспи еще, если можешь. Это не имеет к тебе никакого отношения.
Затем набросил хитон и вышел по двор. В тот же миг из смежной комнаты появился Менедем; он тоже не выглядел счастливым.
— Что теперь? — вопросил он Алипета.
Приближенный Птолемея только пожал плечами и сказал:
— Пойдемте со мной.
Ворча и зевая, Соклей и Менедем последовали за ним.
Как и вчера, они застали Птолемея за завтраком. В это утро, однако, он не предложил им поесть, а уставился на родосцев таким взглядом, который заставил их вспомнить все грехи и испугаться возможного наказания. Соклей очень старался сохранить бесстрастное выражение лица.
«Знает ли Птолемей об изумрудах?» — нервно гадал он.
Он бросил взгляд на Менедема. Его двоюродный брат, к счастью, был не таким человеком, чтобы выглядеть виноватым, даже если ощущал свою вину.
Птолемей выпятил крутой подбородок и прорычал:
— Почему вы не сказали мне, что, когда плыли на Книд, у вас на борту был офицер одноглазого ублюдка?