Едва в голове Соклея успели промелькнуть эти мысли, как дверь открылась и вышел здоровяк телохранитель, а за ним — человек, который был настолько же выше этого верзилы, насколько тот был выше Соклея.
— Радуйтесь, — сказал великан. — Я — Полемей. А вы родосцы, верно?
— Верно, — ответил Соклей.
Он слышал, что и Антигон, и его сыновья, Деметрий и Филипп, отличались высоким ростом; очевидно, то была фамильная черта. Но Деметрий, судя по слухам, был очень красивым. Полемея же трудно было назвать красавцем из-за сломанного носа и обеспокоенного выражения лица. Причем казалось, что нервничает он постоянно. На взгляд Соклея, ему было лет сорок.
— Вам лучше войти, — сказал Полемей. — Думаю, нам надо поговорить.
Как и Птолемей, он говорил на аттическом эллинском со слабым акцентом своей варварской северной родины.
До того как явились гости, Полемей пил вино в андроне, и теперь по его знаку раб также наполнил чаши и для Соклея с Менедемом, после чего торопливо покинул комнату.
Полемей сделал большой глоток. Соклей совершил небольшое возлияние и тоже выпил. Вино оказалось сладким, крепким, густым и явно неразбавленным. Сделав маленький глоток, Соклей поставил чашу и бросил на Менедема предупреждающий взгляд — образ жизни Полемея и его манера пить, похоже, соответствовали историям о пьянчугах-македонцах.
Однако хозяин отнюдь не выглядел пьяным, когда подался к двум родосцам и спросил:
— Значит, Птолемей примет меня, вот как?
— Верно, господин, — подтвердил Соклей.
Что-то сверкнуло в глазах Полемея. Может, в том виновато было вино. Может, оно было даже крепче, чем казалось.
— Он хочет меня использовать, — безапелляционным тоном заявил Полемей. — Мой дядя думал, что сможет меня использовать. И Кассандр тоже так считал.
Соклей решил, что верно оценил Полемея — хотя слово «использовать», которое тот употребил, описывало также и то, что мужчина делает с мальчиком.
— Птолемей говорил о союзе между вами, — быстро сказал Менедем, стараясь, чтобы его голос звучал как можно убедительнее.
Соклею нетрудно было догадаться почему: если Полемей решит не возвращаться на «Афродите» на Кос, сорок мин серебра канут в море.
— И это лишь доказывает, что он умеет лгать, — с горьким смехом ответил племянник Антигона. — Но я кое-что скажу вам, родосцы. — Его торжественный тон и властный взгляд свидетельствовали о крепости выпитого им неразбавленного вина. О том же говорила и опрометчивость Полемея, когда, ткнув себя большим пальцем в грудь, он начистоту заявил незнакомцам: — Я сыт по горло тем, что меня используют! Я — не широкозадый мальчик-раб, о нет! Отныне я сам буду использовать других!
«И Птолемей хочет, чтобы у него под рукой был такой человек? — про себя изумился Соклей, всеми силами стараясь сохранить нейтральное выражение лица. — Да я бы лучше завел себе ручную акулу».
Его двоюродного брата, похоже, беспокоило лишь вознаграждение, обещанное правителем Египта.
— О почтеннейший, ты поплывешь с нами? — спросил он. — О да, — ответил Полемей. — О да, конечно. Здесь я в тяжелом положении. Надеюсь, я не буду в тяжелом положении… там. — Перед последним словом он сделал паузу, весьма заметную.
«Что Полемей собирался сказать, пока не передумал? — гадал Соклей. — „Я не буду в тяжелом положении, когда завладею Египтом“? Что-то в этом роде, или я сильно ошибся в своих догадках. И этого человека Птолемей просил явиться на Кос? Он, должно быть, спятил».
Менедем думал о другом — о том, как именно вытащить Полемея из Халкиды и перевезти через Эгейское море.
— Приходи на наш акатос незадолго до рассвета, — сказал он племяннику Антигона. — Мы должны провезти тебя мимо Аттики, прежде чем Деметрий Фалерский что-нибудь прознает. Устрой все так, как тебе удобнее, чтобы твои люди могли последовать за тобой на Кос.
— Годится, — пророкотал Полемей. — Ты — маленький паршивец, но деловой парень.
Хотя проезд Полемея и стоил талант серебром, он напрашивался на неприятности, называя Менедема маленьким паршивцем. Но прежде чем Менедем успел возмутиться или, по крайней мере, прежде чем он успел показать это, Соклей сказал:
— Мы провезем тебя мимо Аттики — то есть провезем, если это не помешает сделать течение в проливе Эврип. Однако, если оно вдруг повернет на север, нам придется подождать, пока течение изменит направление.
— Чума и мор! — Менедем раздраженно щелкнул пальцами. — Я совсем о забыл о проклятом течении! — Он посмотрел на Полемея. — Полагаю, ты не захочешь плыть на север вокруг Эвбеи?
Племянник Антигона покачал головой.
— Едва ли! Если бы мы поплыли вокруг Эвбеи, я бы двинулся навстречу Кассандру, а я хочу убраться от него подальше. Я уж лучше подожду, пока Эврип повернет свое течение.
— Хорошо, — мягко проговорил Менедем.
Так мягко, что Соклей бросил на него беспокойный взгляд. Не пришло ли его двоюродному брату в голову что-нибудь вроде: «Если Птолемей хочет заплатить за Полемея талант, то, интересно, сколько заплатит за него Кассандр?» Не было никакой возможности доподлинно узнать, о чем сейчас думал Менедем.
И тут Соклей вспомнил еще кое о чем и проговорил со всей доступной ему дипломатичностью:
— А знаешь ли ты, почтеннейший, что на пути к Косу мы пройдем через Киклады?
— И через проклятую Островную лигу моего забытого богами дядюшки.
Полемей хоть и был человеком резким и грубым, но отнюдь не глупцом.
— Не беспокойтесь об этом, — продолжал он. — Я буду путешествовать под другим именем. — Он перевел взгляд с Соклея на Менедема и обратно. — И я возьму с собой несколько охранников.
— Конечно, почтеннейший, — разом ответили оба родосца.
Если бы они быстро не согласились на это, то им вряд ли удалось бы вернуться живыми на «Афродиту». Соклей в этом не сомневался.
Но поскольку они согласились, Полемей сказал:
— Увидимся рано утром, — и кликнул раба.
Повинуясь его резкому жесту, раб вывел Соклея и Менедема из дома и тут же захлопнул дверь.
Дежуривший снаружи здоровенный стражник рявкнул:
— Выяснили, что хотели узнать?
Соклей кивнул.
— Тогда почему бы вам не убраться отсюда подобру-поздорову? — Стражник положил руку на эфес меча, давая понять, что это не вопрос, а приказание.
Соклей и Менедем поспешили прочь.
— Наш новый знакомый просто само очарование, — заметил Менедем, когда они завернули за угол и их уже нельзя было услышать.
— Который? — спросил Соклей. — Сам хозяин или его охранник?
В полисе, полном воинов Полемея, было рискованно называть племянника Антигона по имени.
— Оба хороши, — ответил Менедем. — На редкость обаятельные люди, верно?
— Да уж. — Пройдя несколько шагов, Соклей повернулся к двоюродному брату. — Хотел бы я знать, сколько друзей наш приятель приведет с собой на симпосий?
Менедем без труда догадался, что именно его двоюродный брат имеет в виду.
— Интересный вопрос, — жизнерадостно сказал он. — Надеюсь, не так много, чтобы они путались под ногами у рабов.
— Я тоже на это надеюсь, — ответил Соклей. — Дело становится все сложней и сложней, так ведь?
Его двоюродный брат сверкнул улыбкой.
— Что ж, мой дорогой, жизнь вообще очень запутанная штука.
У Менедема был талант просыпаться тогда, когда он себе приказывал, как будто в голове у него находилась клепсидра — вроде тех, что отмечают время выступающих в афинских судах.
Когда он открыл глаза, встречая очередное утро, все еще было темно, но, бросив взгляд на звезды и луну, Менедем понял, что близится рассвет. Он всмотрелся в сторону Халкиды: Полемея нигде не было видно.
Соклей лежал на спине на палубе юта, храпя, как пила камнереза, вгрызающаяся в мраморную глыбу. Менедем потряс его за плечо. Храп стал выше тоном, но не прервался. Менедем тряхнул еще разок. Его двоюродный брат открыл глаза и негодующе пробормотал: