Менедем продолжал, на этот раз не делая остановок, как раньше, чтобы поберечь силы: несмотря на свое хвастовство, он начал гадать, сможет ли вообще кончить. Но, задыхаясь, он все-таки кончил и заставил Асину кончить одновременно. И только тогда резко отодвинулся.
Третий заход последует не скоро… А скорее всего, и вообще не последует.
Менедем и Асина торопливо оделись.
Теперь, когда они выполнили то, что было задумано, оба вели себя друг с другом куда осторожней, чем раньше.
«Может, просто потому, что теперь мы с Асиной уже больше не ослеплены», — подумал Менедем, снова опоясываясь мечом.
— Тебе он ни к чему, — сказала Асина.
— Никогда не знаешь, кто может явиться домой в неурочное время, — ответил Менедем.
Разумеется, он не упомянул о своих подозрениях, что Асина могла помочь мужу заманить простака в ловушку. Женщина покачала головой.
— Никодрома не будет весь день. Дела заботят его больше, чем жена. Да я вообще у него на последнем месте. Если бы наш сын выжил, может, тогда… — Она снова покачала головой. — Нет, вряд ли. Его бы заботил мальчик, но не я.
— Мне очень жаль, — сказал Менедем.
— Да? Почему? — Смех ее был неровным и острым, как зазубренный наконечник стрелы. — Ты получил, что хотел. Так о чем тебе теперь волноваться?
Сколько мужчин входили в эту дверь, пока Никодром был в храме? Менедем почти посочувствовал жрецу, чего никак от себя не ожидал.
— У тебя и раньше были любовники, — уязвленно сказал он.
— Были, — кивнула Асина. — Ты дал мне то, что требовалось. Но ты вряд ли можешь дать то, чего я хочу.
«И что же это такое?» — подумал Менедем.
И почти сразу нашел ответ. Пара рабов, более высокое положение в обществе. Наверняка эти потные совокупления тайком не могли дать Асине ничего такого; она могла получить все это только от мужа — и Менедема впрямь не особо волновало, есть у нее такое или нет.
— Шелк и изумруды тебя утешат, — сказал он.
— Немного, — ответила Асина — она была из тех, кто вечно желает большего.
Менедем очень хорошо это понимал, он и сам был таким.
— Теперь тебе лучше уйти, — решила женщина.
— Да, ты права.
Менедем подумал — а стоило ли вообще сюда приходить. Скорее всего, стоило. Он ведь не искал чего-то большего, чем простое физическое наслаждение. Но никогда еще, получив такого рода удовольствие, он не чувствовал себя после этого настолько опустошенным.
Асина поцеловала любовника, открывая запор на двери.
— Ты будешь вспоминать меня, когда уплывешь из Эгины? — спросила она.
— Я никогда тебя не забуду.
То могло быть красивым комплиментом, вежливой ложью, но Менедем услышал в своих словах болезненную правду. Асина, должно быть, тоже ее почувствовала, потому что самодовольно улыбнулась. Значит, восприняла это как похвалу — что ж, Менедем не стал разуверять женщину, сделав ей тем самым последнее одолжение.
Два маленьких голых мальчика, один лет восьми, второй лет шести, играли на пыльной улице с игрушечной повозкой. Когда Менедем вышел из дома жреца, мальчуганы подняли глаза и начали хихикать. Почувствовав, как у него загорелись уши, родосец поспешил прочь, на рыночную площадь.
Увидев Менедема, приближающегося к небольшой выставке товаров, которые разложили моряки с «Афродиты», Соклей помахал ему рукой.
— Рад, что ты вернулся, — окликнул он двоюродного брата и тут же спросил: — Ну, как дела?
— Очень хорошо, спасибо. А у тебя?
Соклей возвел глаза к небу. Двое моряков, подносившие ему товары, загоготали. Третий уставился на них непонимающим взглядом, и один из товарищей, наклонившись к нему, что-то прошептал. Менедем не расслышал, что именно, но увидел сопровождавший слова непристойный жест. До третьего моряка наконец дошло, и он тоже рассмеялся.
— Хорошо, — проговорил Соклей. — Тебя не захватили, чтобы потребовать выкуп, тебя не убили…
— Насколько я заметил — нет, — согласился Менедем.
— Перебивай сколько хочешь, я все равно задам нужные вопросы. Например: можем ли мы остаться на Эгине, не беспокоясь о том, что нас пырнут ножом, как только мы сойдем с «Афродиты»?
Это и впрямь был важный вопрос. Менедем подумал о двух маленьких хихикающих мальчиках — они, наверное, были не единственными соседями, заметившими, как он приходил в дом Никодрома в отсутствие жреца. Что означало…
Менедем покачал головой.
— Не уверен, что можем.
— Вот и еще один порт, куда нам в ближайшее время дорога заказана, — со вздохом проговорил Соклей. — Похоже, в каждом путешествии появляется такое место, а?
— Здесь все не так, как было в Галикарнасе или в Трасе, — запротестовал Менедем. — Думаю, я просто пополнил собой длинный список мужчин, которых ненавидит Никодром.
— А, вот как?
— Боюсь, что так. — И, не желая долго терзаться размышлениями над содеянным, Менедем спросил: — Как тут идут дела?
Соклей пожал плечами.
— Я продал немного шелка, а в придачу — пурпурной краски и несколько кувшинчиков благовоний, но вообще-то люди не рвутся покупать. Вероятно, Диоклею пора начать вытаскивать моряков из таверн и борделей, что скажешь?
— Ты имеешь в виду — нам пора покидать Эгину? — спросил Менедем, и Соклей кивнул.
Менедем подумал и тоже кивнул.
— Наверное, уже пора двинуться обратно на Родос. Пусть мы вернемся немного рано, ведь мореходный сезон еще не кончился, ну и что. Главное, мы выполнили почти все, что наметили.
— Знаешь, мой дорогой, я тоже так считаю, — согласился Соклей. — Если мы вернемся сейчас, то привезем солидную прибыль. Однако если будем странствовать еще месяц, то вполне можем остаться в убытке. Поэтому я не возражаю против того, чтобы пораньше вернуться домой.
— Я тоже не возражаю, — заявил Менедем.
«Какой же я лжец», — подумал он.
ГЛАВА 11
«Афродита» скользила на восток по Сароническому заливу прочь от Эгины, а Соклей скорбно смотрел на север, туда, где находилась Аттика. Два главных афинских порта, Пирей и Фалерон, были так близко, что, казалось, до них можно было дотянуться рукой. Дальше на возвышенности лежали сами Афины; издали великолепные здания акрополей выглядели крошечными, но совершенными.
Указав влево, Соклей выпалил:
— Чума побери этих пиратов! Сейчас мы должны были быть там.
— Мы туда еще попадем, — утешил его Менедем.
— Но без черепа грифона.
Соклей хмуро посмотрел на двоюродного брата, хотя Менедем не был виноват в случившемся. Но Соклей не мог выбросить из головы картину: пират (возможно, раненый — на это он очень надеялся) развязывает ремешки кожаного мешка и в ужасе глядит на череп, который взирает на него пустыми глазницами…
А потом с проклятием швыряет череп грифона в море под смех своих товарищей-грабителей.
— Тут уж ничего не попишешь. Нам еще повезло, что мы сохранили свободу и большую часть добра, — сказал Менедем.
Он снова был прав; Соклей хорошо это знал. Но холодное равнодушие двоюродного брата раздражало.
— Столько знаний пропало зря, — произнес Соклей.
— Много или мало — откуда ты можешь знать? — по-прежнему равнодушно откликнулся Менедем. — Ты даже не можешь сказать наверняка, заинтересовались бы твои друзья-философы этим черепом хоть на десятую долю так же, как интересовался им ты.
Услышав это, Соклей сжал зубы, словно ему попался в хлебе камешек. Наверное, ему еще повезло, что он не сломал при этом нижний зуб. Да, он не знал, какие факты философы Лицея и Академии извлекли бы из черепа грифона — и теперь уже никогда не узнает.
— Дамонакс же им заинтересовался, — только и смог ответить он.
— Дамонакс не собирался изучать череп, ему нужно было всего лишь украшение для дома, — сказал Менедем. — Это говорит кое-что о его вкусе, но ничего не говорит о том, что подумал бы о черепе настоящий философ.
Соклей упрямо продолжал:
— Аристотель написал несколько книг о животных, в том числе и о строении их тела. Его преемник Теофраст, у которого я имел честь учиться, написал такие же книги о растениях; уж он-то наверняка захотел бы увидеть череп грифона.