— Человек дурного нрава, — заметил Диоген, что было сильным преуменьшением.
Потом жрец взял себя в руки.
— Я — Диоген, как, наверное, уже сказал вам мой сын.
Он подождал, пока Менедем и Соклей назовутся, и продолжил:
— Итак, у вас есть львиная шкура? Дайте-ка мне на нее взглянуть.
Менедем и Соклей продемонстрировали шкуру Диогену, как только что демонстрировали ее младшему жрецу.
— Разве она не великолепна, отец? — спросил Диомедон.
— Пока не знаю, стоит покупать шкуру или нет, — ответил Диоген. — Зато знаю, что ты, вероятно, прибавил лишние двадцать драхм к ее истинной стоимости. — Он бросил на Менедема наполовину сердитый, наполовину насмешливый взгляд. — Так ведь?
— Господин, я понятия не имею, о чем ты, — с самым невинным видом ответил Менедем.
Диоген фыркнул.
— Да уж, так я тебе и поверил!
Наклонившись к шкуре, он покачал головой.
— Чтобы увидеть, насколько она хороша, мне нужно освещение получше. Принесите ее к алтарю.
На алтаре дымились обернутые жиром бедренные кости. Горячий металлический запах крови все еще стоял в воздухе, жужжали мухи: двое храмовых прислужников разделывали священное приношение Полемея. Это был вол; македонец мог позволить себе самое лучшее.
— Он взял мясо? — спросил Менедем.
— Нет, — ответил Диоген. — Он отдал животное целиком. Вы не желаете получить пару кусков? Нам бы не хотелось, чтобы мясо пропало зря.
— Спасибо. Это очень щедро с твоей стороны!
Как и большинство эллинов, Менедем редко ел мясо, хотя очень его любил.
— Это позволит мне почувствовать себя одним из пожирающих говядину героев «Илиады», — с улыбкой сказал Менедем. Он поискал подходящие строки и нашел их: — Это из речи Агамемнона, помнишь?
Диоген улыбнулся.
— Ты хорошо знаешь поэта.
— Надеюсь, — ответил Менедем. — Мой двоюродный брат мог бы процитировать тебе чуть ли не любую новомодную и замысловатую вещь, — (при этих словах Соклей слегка дернулся, но промолчал), — а мне вполне хватает Гомера.
Менедем не упомянул, что любит также непристойного Аристофана; Диоген не походил на человека, который смеется над шутками вроде той, что кто-то обосрался.
— Сколько ты хочешь за львиную шкуру? — спросил жрец.
— Четыре мины, — ответил Менедем.
— Я дам три, — быстро сказал Диоген.
Они почти сразу сговорились на трех минах и пятидесяти драхмах, и Диоген помахал пальцем перед лицом пораженного Менедема.
— А ты ожидал долгого шумного торга, да?
— Ну… да, почтеннейший, раз уж ты спрашиваешь, — признался Менедем.
— Я не люблю торговаться, — проговорил Диоген. — Это пустая трата времени. Мы все равно пришли бы к тому же самому через полчаса, так почему бы не использовать это время на что-нибудь другое?
— Это вполне логично, — сказал Соклей. — Но очень немногие люди с этим согласны, поэтому мы тратим много времени на торг. Некоторые превращают его в игру вроде костей или бабок.
— Глупость, — заявил жрец Зевса.
Менедем кивнул, хотя вообще-то не считал, что Диоген прав. Если бы жрец начал с предложения двух мин и ожесточенно торговался бы, он смог бы получить свою шкуру за три мины, а не за три с половиной. Он сэкономил время, но потерял деньги. А что важнее? Во всяком случае, Менедем знал, что важнее для него самого.
Диомедон отправился в храмовую сокровищницу, чтобы принести деньги, и, когда он вернулся, Соклей быстро сосчитал драхмы.
— Ты аккуратный юноша, — сказал Диомедон. — Это прекрасная черта в столь молодом человеке.
— Спасибо, господин, — проговорил Соклей. — Могу я взять мешок, чтобы сложить в него монеты?
— Конечно, — ответил Диомедон. — Я заверну мясо в тряпку, чтобы ты не испачкал кровью хитон.
— Ты очень любезен, — сказал Соклей.
Закончив дела, Менедем с Соклеем покинули храм, всего в нескольких домах от которого обнаружили таверну.
— Зажарим здесь мясо? — спросил Менедем, искоса хитро взглянув на двоюродного брата. — А если там вдобавок есть и хорошенькие служанки, они могут позаботиться и о нашем с тобой мясце!
— Я знал, что сейчас ты скажешь что-нибудь этакое. Ну что, любитель Гомера, разве у поэта есть такая строчка?
— Я не говорил, что читаю только Гомера, — возразил Менедем. — Хотя, если бы Диоген подумал именно так, — он пожал плечами, — я не стал бы его разуверять.