— Может, нам стоит найти в городе его дом и побросать камнями в ставни? — еще некоторое время спустя продолжил Менедем.
Как раз когда Соклей уже начал склоняться к тому, что это очень неплохая идея, Никодром с довольным видом неторопливо вошел в храм. Оба эгинца немедленно начали приставать к нему, требуя вернуть деньги, которые, по их словам, задолжал им жрец. Засим последовал не то чтобы дикий гвалт, но нечто вроде.
— Если мы и впрямь продадим ему шкуру, давай позаботимся о том, чтобы сперва увидеть серебро, — негромко проговорил Соклей. — И только потом отдадим шкуру.
Менедем кивнул.
— Полностью с тобой согласен.
Спустя некоторое время кредиторы Никодрома развели руками и ушли. Они так ничегошеньки от него и не добились.
Соклей даже восхищался им — отвлеченно. Ведь им самим полагалось заключить с этим человеком сделку. Оставалось только гадать: а так ли уж нужен в самом деле плащ статуе Артемиды?
— Радуйтесь, — сказал жрец, подходя к двум родосцам. — Итак, что вам? Вы очень терпеливо ждали, пока эти идиоты изрыгали свою ложь.
Соклею жрец не показался слишком сердитым; правда, родосцы еще не пытались получить с него деньги. Но лисьи черты лица этого человека не внушали доверия, как и его ссора с двумя никак не связанными друг с другом эгинцами. Тем не менее Менедем назвал себя и Соклея и сообщил:
— У нас имеется великолепная львиная шкура, которой ты мог бы украсить статую Артемиды.
— Вот как? — Никодром чуть распахнул глаза.
«Он и вправду впечатлен или притворяется?» — подумал Соклей, готовый держать пари, что жрец прикидывается.
Светло-карие глаза Никодрома при определенном освещении имели янтарный оттенок — такие же лисьи, как и все его лицо, а может, даже еще более хитрые.
— Дайте мне взглянуть на шкуру, почтеннейшие, — сказал жрец. — Пожалуйста, дайте мне на нее взглянуть.
Менедем и Соклей расстелили львиную шкуру на полу. Потом Соклей, в счастливом озарении, поднял ее и набросил на плечи мраморной Артемиды.
— Видишь, как смотрится? — спросил он.
— Неплохо, — ответил Никодром. Небольшая похвала, но все же похвала. — Эта шкура может напоминать людям, что богиня и впрямь великая охотница. Но конечно, остается один вопрос: сколько вы хотите за шкуру?
— Пять мин, — ответил Менедем.
Соклей прикрыл рот рукой, чтобы спрятать улыбку. Может, его двоюродный брат и будет в конце концов одурачен, но он нацелился на то, чтобы самому выманить у жреца побольше денег.
Никодром кашлянул.
— Мой дорогой юноша, не может быть, чтобы ты говорил серьезно.
Менедем улыбнулся самой очаровательной своей улыбкой.
— Если хочешь, я подниму цену до шести мин. Вообще-то в наши дни в Европе осталось не так уж много львов.
— И поэтому, привезя львиную шкуру, ты считаешь себя вправе содрать за нее, сколько захочешь? — спросил жрец.
— Не совсем так, — ответил Соклей. — Но вряд ли ты ожидаешь, что мы должны торговать себе в убыток.
— О пяти минах и речи быть не может, — заявил Никодром. — Я могу заплатить две.
— И вправду можешь, — вежливо проговорил Менедем. — Только не нам. Как уже сказал двоюродный брат, нам надо зарабатывать деньги, иначе мы разоримся.
— Что ж, тогда две с половиной мины.
— Пошли, Менедем, — сказал Соклей. — Давай вернемся на судно. Есть много других храмов и много других полисов.
Они свернули львиную шкуру и сделали вид, что хотят засунуть ее обратно в мешок. Соклей краешком глаза следил за Никодромом — если бы жрец дал им уйти, они бы и вправду ушли, вот и все. Но Никодром почти сразу сказал:
— Подождите. Я могу поднять цену до трех мин.
— В таком случае можно потолковать еще немного, — ответил Менедем.
Из Никодрома не получилось бы торговца — хотя бы потому, что он спал допоздна. Он все поднимал и поднимал цену, пока не дошел до четырех мин и двадцати драхм, хотя ворчал и скулил на каждом шагу. Он всеми силами старался показать, что делает родосцам огромное одолжение, вообще снисходя до торга с ними.
— Четыре мины двадцать драхм.
Соклей перевел взгляд со жреца на Менедема и обратно.
— Договорились?
— Договорились! — одновременно сказали Менедем и жрец.
— Сойдет. — Хотя, с точки зрения Соклея, это было лучше, чем просто «сойдет». На Косе они не получили за шкуру таких денег.
«Хорошая, твердая прибыль», — подумал он.