— Не беспокойся. Теперь это уже не важно, — ответил его двоюродный брат.
Соклею в голову пришла новая неприятная мысль.
— Ты ведь не думаешь, что они пошлют за нами триеру?
— Надеюсь, нет! — воскликнул Менедем и сплюнул в подол хитона, чтобы отвратить беду.
Соклей был современным человеком, гордящимся своим рационализмом, но сейчас поступил точно так же.
«Это не помешает», — подумал он слегка пристыжено.
— Я не видел в гавани никаких триер, — сказал начальник гребцов. Но не успел Соклей успокоиться, как келевст продолжил: — Правда, боюсь, это не имеет особого значения. Пентеконтор или гемолия с воинами на борту прекрасно могут с нами покончить. Все зависит от того, насколько сильно желает нас заполучить тот командир.
Соклей сразу понял — Диоклей прав. Судя по расстроенному лицу Менедема, тот тоже это понял. Уж кто-кто, а келевст разбирался в таких вещах.
Менедем окликнул проксена:
— Эй, Киссид!
— В чем дело? — отозвался торговец оливками.
— Как сильно Гиппарх желает твоей смерти? Как ты считаешь, погрузит ли он нескольких своих наемников на борт какого-нибудь судна, чтобы послать за нами погоню?
Этот прямой вопрос заставил женщин на баке разразиться причитаниями. Но Киссид покачал головой.
— Не думаю. Теперь, когда я убрался из Кавна, Гиппарх займется другими делами. Он подозревал меня из-за того, что я родосский проксен, а не из-за меня самого, если ты понимаешь, что я имею в виду.
Помолчав, торговец выругался и воскликнул:
— Но готов поспорить, что этот шлюхин сын заграбастает все мои прессы для отжима оливкового масла!
— Если Птолемей и в самом деле идет на восток через Ликию, никто, держащий сторону Антигона, не будет слишком долго наслаждаться обладанием твоими прессами, — утешил его Соклей.
— Это верно, — приободрился Киссид. — Долго ли плыть до Родоса? — спросил он. — Вы знаете, я ни разу еще не бывал в вашем полисе, хотя и представляю его интересы в Кавне много лет. Я никогда не уходил дальше края своих оливковых рощ.
— Если ветер продержится, мы должны достичь гавани к полудню, — ответил Менедем. — Но даже если не продержится, к ночи доберемся. Я посажу людей на весла, чтобы позаботиться об этом — на тот случай, если ты ошибся и Гиппарх все-таки попытается послать за нами погоню.
Родосский проксен — нет, теперь изгнанник — поклонился.
— Из самых недр моей души благодарю тебя за то, что спас меня и мою семью.
— Это было для меня удовольствием, — ответил Менедем. В его глазах засветилось озорство. — От самой души моих недр — не за что!
Диоклей откровенно заржал.
Соклей фыркнул и кинул на двоюродного брата суровый взгляд.
— Ты и в самом деле слишком много читаешь Аристофана!
— Нельзя читать Аристофана слишком много, — парировал Менедем.
Прежде чем Соклей успел клюнуть на это замечание — а он бы попался наверняка, так тунец клюет на анчоуса, нанизанного на рыболовный крючок, — Киссид жалобно окликнул их с носа:
— Извините, господа, но это ваше судно всегда так дергается и качается?
Вслед за этим вопросом последовал звук судорожного сглатывания — настолько громкий, что его можно было явственно расслышать на корме.
— У этого парня нет никакой морской закалки, верно? — пробормотал Менедем.
— Верно, — ответил Соклей.
Иногда его самого начинало тошнить при качке, которую большинство моряков считали умеренной, но теперешняя, совсем легкая, ничуть его не беспокоила.
— Хорошо, что впереди всего один день плавания. Для страдающего морской болезнью это было, конечно, слабым утешением: такому человеку однодневное путешествие покажется вечностью.
Менедем, должно быть, подумал о том же, потому что торопливо сказал Киссиду:
— Если ты собираешься блевать, о почтеннейший, то, во имя богов, перегнись сперва через борт!
— Хорошо, что ветер попутный, — заметил Диоклей с кривой улыбкой. — В противном случае тебе пришлось бы объяснять ему разницу между подветренной и наветренной сторонами — если бы Киссид не выяснил это сам, после того как всю блевотину сдуло бы ему прямо в лицо.
Менедем рассмеялся бессердечным смехом человека, которого никогда не мутит.
— Один такой урок — и ты запомнишь разницу навсегда.
Задолго до полудня Киссид и одна из женщин перегнулись через борт.
Стоя на своем посту у рулевых весел, Менедем жадно глядел на нос.
— Пытаешься разглядеть, какая она без покрывала? — сухо поинтересовался Соклей.