Он зашагал по перепачканным смолой доскам пирса к акатосу, крича:
— Ахой, на «Афродите»!
Диоклей отозвался сиплым басом:
— Ахой, шкипер! Пассажир уже на борту.
— Да, мы видели, — сказал Менедем. — Все гребцы на месте?
— Все, кроме одного, — ответил начальник гребцов. — Телефа пока не видать.
Менедем посмотрел на солнце, которое только что поднялось над морем.
— Подождем еще немного. Если он не появится, наймем одного из портовых бездельников, и всего ему хорошего. На Родосе есть много людей, умеющих орудовать веслом.
— Мы ведь и самого Телефа именно так заполучили в прошлом году, — сказал Соклей. — Он забавный парень. Будет работать, если ты дашь ему работу, но единственное, что его по-настоящему волнует, — это как получить за работу деньги.
— Я все-таки думаю, что он сбежал тогда с рыночной площади Каллиполя, — заявил Менедем. — Правда, Телеф так быстро вернулся с подмогой, что я не стал его попрекать, но все-таки думаю, что он бросил нас в беде. Если его место на банке займет кто-нибудь другой, жалеть не буду.
Он взошел по сходням на ют «Афродиты».
Стоя между рулевыми веслами — пусть даже судно все еще было пришвартовано у пирса — Менедем испытывал почти такое же удовольствие, как лежа между ног женщины.
Рыбачьи лодки вышли из Великой гавани в Эгейское море. За ними следовали чайки, как сборщики колосьев следуют в поля за жнецами, зная, что смогут хорошо поживиться.
Менедем побарабанил пальцами по рукоятям рулевых весел и прикинул, насколько удлинились тени.
«Если Телеф в скором времени не придет, я уплыву без него».
Телеф появился на пирсе и взошел на борт «Афродиты» прежде, чем Менедем успел его заменить.
— Во имя египетской собаки, где ты был?! — рявкнул Менедем.
Гребец вздрогнул.
— Прости, капитан, — сказал он, сделав примиряющий жест.
Говорил он тихо и ровно и в придачу щурился, словно свет раннего утра был для него слишком ярким.
— Ты ведь знал, что мы отплываем нынче утром, — продолжал Менедем. — Почему ты напился в последнюю ночь перед выходом?
— Я не хотел напиваться, — ответил Телеф. — Это просто… так уж получилось. — Он улыбнулся тошнотворной, заискивающей улыбкой.
Менедем не собирался прощать его так быстро.
— Ступай на место, — велел он. — Надеюсь, тебе весь день будет так плохо, как ты того заслуживаешь.
Не переставая пристыжено улыбаться, Телеф поспешил на приподнятую палубу юта, а потом спустился с нее и прошел на середину торговой галеры.
— Отдать швартовы! — крикнул Диоклей.
Как только канаты, удерживавшие «Афродиту» у причала, оказались на борту, келевст ударил в свой маленький бронзовый квадрат.
— Греби назад! Риппапай! Риппапай!
Акатос скользнул прочь от пирса.
Едва лишь получив достаточно места для маневра, Менедем начал поворачивать судно — до тех пор, пока нос галеры не нацелился на выход из гавани. Но акатос еще не успел пройти мимо молов, как капитан «Афродиты» сказал:
— Я хочу, чтобы в этом плавании все выполняли обязанности впередсмотрящих. Мы должны опасаться не пиратов, а военного флота Антигона, а еще — флота Птолемея. Если что-нибудь заметите, кричите. Не исключено, что таким образом вы спасете наши головы, в том числе и свою собственную.
— Мы родосцы, и мы нейтральны, — добавил Соклей. — Это может помочь в случае беды, потому что ни одна из воюющих сторон не хочет оскорбить наш полис. Но некоторым капитанам может быть на это наплевать, и лучше не рисковать без крайней нужды.
Как и несколько дней назад, движение волн изменилось, едва акатос покинул защищенные воды Великой гавани.
Менедем улыбнулся. Ему нравилось более живое движение судна. У Соклея вид был не столь счастливый: он бы предпочел, чтобы море оставалось таким же неподвижным, как и земля.
Менедем посмотрел на страдающего от похмелья Телефа — лицо гребца уже приобрело нежно-зеленый оттенок.
«Ах, ах, какая жалость! — подумал Менедем. — Что ж, этот дурак сам во всем виноват».
— Риппапай! Риппапай!
«Динг! Донг!» — выбивал удары Диоклей. Как только судно оказалось за пределами гавани, келевст снял с весел большинство гребцов, оставив только по восемь человек на каждом борту. В том числе он оставил и Телефа. Гребец кинул на начальника умоляющий взгляд, но тот не обратил на это внимания.
Эвксенид из Фазелиса подошел к ведущим на ют ступенькам и вежливо спросил:
— Мне можно подняться?
Менедем кивнул, и Эвксенид присоединился к нему и Диоклею.