Но похоже, не все это понимали. Один из телохранителей — тот здоровяк, что дежурил в Халкиде перед дверью дома Полемея, — наклонился, заглянул под пустую банку и выпрямился, держа в руке большой кожаный мешок с черепом грифона. Соклей дернулся, будто его укололи булавкой.
— Положи на место! — взвыл он.
— И кто заставит меня это сделать? — вопросил охранник.
Его свободная рука легла на эфес меча.
Взойдя на борт судна, здоровяк не снял доспехов; его лицо под краем бронзового шлема искривилось в отвратительной улыбке. На Соклее была только шерстяная туника, из оружия у него имелся лишь нож на поясе. Униженный, он прикусил губу.
Менедем крикнул с кормы:
— Что ж, почтеннейший, если тебе так нужно содержимое мешка, почему бы тебе не посмотреть, что в нем такое?
— Я так и сделаю.
Македонец развязал ремешки, стягивавшие мешок. Череп грифона уставился на него пустыми глазницами, и на этот раз взвыл уже стражник, а не Соклей — от удивления и суеверного страха.
— Только попробуй уронить! — предупредил Соклей. Теперь он говорил уже не скулящим, а резким голосом. — Положи, откуда взял!
Слишком испуганный, чтобы ослушаться, стражник сделал, что было велено. Он, правда, не завязал мешок, но это могло подождать.
Едва череп грифона снова оказался под скамьей, воин спросил:
— Зачем вам нужна такая ужасная уродливая штука? Соклей улыбнулся самой зловещей из своих улыбок.
— До того как нам дали поручение привезти на Кос твоего господина, я собирался отвезти эту штуку в Фессалию, чтобы продать одной из тамошних колдуний.
Северо-восточная Эллада славилась своими колдуньями. Соклей не верил в колдовство — во всяком случае, не верил рациональной частью своего ума, — но, чтобы защитить драгоценный череп грифона, схватился за первое попавшееся оружие, оказавшееся под рукой.
И оружие это сработало. Большой, свирепый македонец побелел, как молоко. Его пальцы сложились в отвращающем беду знаке, и он сказал по-македонски что-то такое, чего Соклей не понял. Немного придя в себя, парень снова перешел на эллинское наречие, понятное Соклею:
— Надеюсь, тамошние колдуньи превратят тебя в паука, ты, широкозадый сын шлюхи!
Ухмыляясь, Соклей ответил:
— Я тоже люблю тебя, мой дорогой.
За ухмылкой он прятал внутреннюю борьбу, которую ни за что бы не показал. Если телохранитель как следует разозлится, он вытащит меч, и Соклей едва ли сможет защититься.
Но здоровяк содрогнулся и сделал еще один суеверный защитный жест, а потом повернулся и затопал к баку. Вскоре на корму явился Полемей.
— Говорят, у вас тут фессалийское колдовство? — спросил он.
Насколько он сам был суеверен? Соклей не смог определить это по его голосу, поэтому ответил просто:
— Верно, — и стал ждать, что произойдет дальше.
Полемей фыркнул, поднялся на ют и помочился в море. Потом вернулся на бак, где, казалось, вступил со своим телохранителем в соревнование по крику. К огорчению Соклея, орали они оба на македонском. Телохранитель не стеснялся высказывать все, что думает, размахивать руками перед лицом Полемея и стискивать их в кулаки. Полемей вел себя так же несдержанно.
— Очаровательные люди эти македонцы, — заметил Соклей негромко, подойдя к двоюродному брату и встав рядом.
— Да, не правда ли? — Менедем возвел глаза к небу.
— И они правят почти всем цивилизованным миром, — мрачно сказал Соклей и выпрямился с немалой гордостью. — Но только не Родосом.
— Слава богам! — воскликнул Менедем, и Соклей кивнул.
— Стой! — крикнул Диоклей, и усталые гребцы «Афродиты» сложили весла.
За их спинами закатное солнце раскрасило Эгейское море в цвета крови и огня. Двое портовых рабочих поймали канаты, брошенные моряками галеры, и крепко привязали акатос у пристани Пароса.
На вершине горы Марпесса солнечный свет все еще сиял куда ярче, чем внизу, на море.
Менедем хлопнул в ладоши.
— Браво! — крикнул он своей команде. — Вы хорошо потрудились! От Китноса был долгий переход!
— А то мы не знали… — сказал кто-то.
Телеф. Менедем мог бы побиться об заклад, что именно он во всеуслышанье выразил неудовольствие. Но Телеф заслужил на это право, потому что поработал веслом не меньше любого другого.
— Завтра будем в Аморгосе, — продолжал Менедем. — Потом — Кос, там сделаем остановку. Вы, ребята, честно ее заслужите.
— Да уж конечно заслужим! — И снова Телеф взял на себя смелость говорить за всех моряков, и его согласие звучало почти как угроза.