Я тоже остановился и придержал дядю. Слух толстяка я уже успел оценить и теперь готов был ему доверять. Но Шацкин, успокоившись, продолжил:
— Перекрытия под цехами мощные, даже очень сильный взрыв их не проломит, такие плиты вполне его выдержат. Потом отсюда выпустят мутантов… Одного артефакта, конечно, маловато для создания второй Зоны, нужны еще. Так что, они не успели довести дело до конца. Оставалась последняя фаза —– доставить эти штучки.
На лестнице нам попались два бандита в черных куртках, оба были мертвы — сержант застрелил. Наверное, остальные убрались сами, когда встретили сопротивление. Значит, они могут оказаться наверху.
— Банда Бори Козыря, — переступая мертвеца, пояснил Шацкин. — Хурылев их нанял. А может, и не нанял, а какую-то долю обещал. Черт их разберет, какие у них отношения.
— Ты нам зубы не заговаривай, — снова подал голос дядя. — Ты-то сам кто такой? Все обо всех знаешь…
— У меня в самом деле имеется удостоверение старшего следователя военной прокуратуры, — признался толстяк, — и я приехал по делу о пропавших бойцах. Это чисто, без обмана. Еще у меня есть удостоверение подполковника СБУ, показать? Только его долго доставать, спрятано.
— Не надо, — решил я, — не доставайте. По-моему, у вас, пан Шацкин, этих удостоверений — как у Жучки блох.
— И все подлинные, — заверил толстяк.
Поднимались мы осторожно, я шел первым с винтовкой наготове, Шацкин плелся в хвосте, и с каждой ступенькой его дыхание становилось все надсаднее и громче. Я не выдержал, велел ему сесть. Повязка совсем пропиталась кровью. Все-таки мой дядя не доктор и практики не имеет. Пришлось распотрошить аптечку и наложить повязку снова. Заодно я вколол толстяку наш стандартный набор, включающий дозу обезболивающего. Старший следователь, или кто он там был на самом деле, перенес лечение стойко, разве что сопел с одышкой, даже сидя. Я бы мог понести рюкзак с ноутом, контейнером и прочими трофеями, но даже предлагать не стал — уже догадывался, что Шацкин добычу из рук не выпустит.
Мы поднялись к цехам, на верхний уровень. Здесь было достаточно места, чтобы устроить засаду, и я машинально покосился на запястье, где закрепил ПДА мертвого хурылевского подручного. Спутниковый сигнал пока не доходил. Впрочем, я этого и ждал, просто рефлексы сработали: прежде чем соваться в опасное место, сверься с ПДА.
Мы аккуратно, по одному, проникли в зал и рассредоточились: Шапкин в центре, я справа, дядя слева.
— А, здесь же взрывчатка! — осенило меня. — Здесь они стрелять не будут.
— Мы тоже не будем, — бросил Шацкий, — но их больше.
Это звучало более или менее логично — теоретически бандиты могли рассчитывать взять нас в рукопашной. Хотя вряд ли они понадеялись бы на нашу осторожность, ведь одна шаль-чая пуля в ящик с взрывчаткой, и привет. Никаких раздельных компонентов здесь нет; раз дистанционный детонатор был у Хурылева наготове, значит, имеется вполне реальная опасность взлететь на воздух.
Передвигаясь поочередно, короткими рывками, мы пересекли цех — ни бандитов, ни мутантов. Честно сказать, меня больше беспокоили яшики с устрашающей маркировкой — мало ли что может произойти. Малейшая ошибка, неудачное стечение обстоятельств — и взрыв. Тогда погибнет весь Коль* чевск… и Ларин, которая спит, ни о чем не подозревая. Зона дери, это же как в другой жизни — центральная улица, веселые нарядные люди прогуливаются по тополиной аллее, заходят в кафе «Снежинка»…
Кстати, а сколько времени мы торчим под землей? Я давно не удивляюсь тому, что в подобных приключениях время ле-тит вскачь, а ты не замечаешь. Кажется, только что, совсем недавно, заметил, как дядя выскальзывает из дому…
— Идем наверх, — неожиданно бросил Шацкин, поднимаясь из-за ящика. Он вышел в центральный проход и двинул к лестнице ускоренным шагом, сопя, пыхтя и спотыкаясь на рельсовых путях. — Здесь никого. Наверх, скорей!
Я сперва растерялся, но никто толстяка не атаковал, никто не бросался из-за штабелей… так что я тоже вышел из-за укрыт и я и почесал следом. Дядя оказался осторожнее нас и брел позади.
— Кто такой Хурылев? — поинтересовался я, догнав следователя. — Тоже бандит?
— Нет, он из Зоны. Поэтому и гнездышко себе свил в глубине подземелья, рядом с этой штукой, которая светится. Не знаю, кто он на самом деле… может, «монолитовец».
Я тут же припомнил рассказы о том, что новый хозяин Ремжелдора постоянно болеет. Конечно, я слыхал о сталкерах, которые, проторчав в Зоне достаточно долго, не выдерживают на большой земле, им словно не хватает чего-то привычного и ставшего необходимым организму. И мутанты тоже, они с рождения существуют в условиях этого излучения, или что там исходит от ЧАЭС. Поэтому в зоопарках вы не увидите тварей из-за Периметра, им просто не выжить — начинают слабеть, гнить заживо. Этим и объясняется строительство лабораторий ученых на Янтаре: подопытный материал нужен свеженький, за пределы Зоны мутантов можно вывезти только в консервированном виде… Вот и Хурылев, наверное, так — побудет вдалеке от своего артефакта, начинает слабеть, его пот прошибает, и он снова бежит в логово, чтобы оклематься. И живет там. Вернее, жил.
Мы пересекли цех, выбрались на лестницу, теперь и я слышал звуки, которые придали уверенности Шацкину: рев моторов, громкие уверенные выкрики, металлический грохот.
— Это ваши? — Я ткнул пальцем вверх.
Шацкин на секунду притормозил, с натугой откашлялся — от быстрого бега дыхание сперло — и выдохнул:
— Мои… наверное… Кто б еще так шумел?..
— Так, может, нам не стоит туда? — Обычная осторожность возвратилась ко мне. Пока в подвале, похожем на Зону,
отстреливались от бандитов и мутантов, мы были вместе, а наверху — Шацкин снова следователь, эсбэушник и черт-те кто еще… А я?
— Держитесь за мной, — велел толстяк, — оружием не размахивайте. Если кого встретим — говорю я, вы молчите. Ну. пошли. Эй, ты, как тебя, пенсионер… и ты — вы как сюда попали? Тем же путем уйти сумеете?
— Ты только за цех выведи, который у жэдэ, — буркнул дядя, — оттуда мы тихо исчезнем.
Шацкин кивнул. Он успел перевести дух и снова довольно бодро затопал по ступеням.
На первом этаже административного корпуса ничего не изменилось, покойник так и лежал в прежней позе. Хотя, приглядевшись, я заметил: пакетики с травой исчезли. Значит, ху-рылевская охрана смылась… А за окном уже было утро. Дядя что-то пробормотал и потер ладонью глаза. Может, удивился, что утро наступило.
Мы вышли в серые сумерки и двинулись по аллее, затем свернули за деревья. Дальше нас снова повел дядя Сережа — теперь, при свете, все выглядело совсем иначе, груды ржавых железяк и поваленные фанерные щиты с выцветшими надписями не казались зловещими. Прохладный ветерок шевелил листву старых тополей, а со стороны ворот доносился шум моторов, там метались огни и скользили тени. Я слышал команды, отдаваемые уверенным тоном, и дробный топот — ну, такой, когда армейцы шагают, делая вид, что соблюдают строй.
Шацкин вдруг сел на бетонную плиту и как-то резко расслабился, будто из него выпустили воздух. В тусклом утреннем свете одутловатое лицо казалось белым как бумага. — Ох, устал… — просипел толстяк.
И то верно, ему нынче крепко досталось. И крови порядочно потерял.
— Отсюда можно и… — начал было родич, — того…
— Вали, вали, пенсионер, — поощрил Шацкин, — только автомат оставь и не забудь протереть. Отпечатки, понял? Здесь теперь будет о-о-очень серьезное разбирательство. — Потом толстяк глянул на меня: — И ты тоже ствол бросай… как тебя, э-э… сталкер…
Ствол его акаэма глядел в мою сторону. М-да, дружба наша подошла к концу.
— Извини, сталкер, обоих отпустить не могу. Я должен предъявить хоть кого-то в рапорте.
— Между прочим, я не сталкер, — заметил я, — и у меня документики имеются, все в порядке.
— Да знаю я, — устало прохрипел Шацкин. — Я еще внизу догадался, когда понял, что ты цвета путаешь. Я же материал по Усаченко внимательно изучал, уж поверь. Так что твои документики даже не спрашиваю.