— Нет, мужик, это ты брось, — вдруг твердо заявил дядя, — мы тебя из подвала вытащили, мы за тебя…
— Мне никто не поверит, что я был один. Мог бы соврать, но это не поможет. Могу отпустить одного, но хоть кто-то должен фигурировать в рапорте. Меня ведь тоже проверяют! — Похоже, толстяк в самом деле был растерян… но палец со спускового крючка не убирал. — И как же быть?
— Атаки быть. Мы пойдем, а ты скажешь: под дулом автомата отпустил.
— Нет, у нас это не отмазка. Под дулом я вас тем более обязан задержать. Послушай, сталкер, идем со мной, я тебя за воротами отпущу, но взамен ты мне подпишешь…
— Ничего взамен. — быстро сказал я. — До ворот провожу, сдам на руки твоим. Ты ж сам идти не сможешь, я тебя доведу.
Я видел, как палец Шацкина подрагивает на спусковом крючке, и решил: пусть дядя Сережа спокойно уходит…
Так и сделали. Я зашвырнул ствол в кусты, кивнул дяде — мол, вали. Потом подал руку Шацкину Тот оперся, тяжело встал. Мы пошли к железнодорожному въезду, а родич скрылся в кустах.
В разгрузочном цеху кипела жизнь. Повсюду сновали вояки в камуфляже, за воротами разворачивалась БМП, тяжело ныряя всем корпусом на рельсах, звучали отрывистые команды. На нас сперва навели оружие, но Шацкина узнали, подхватили, туг же какой-то офицер стал грозным голосом требовать врача. Старший следователь держал меня крепко, на офицера наорал, не стесняясь в выражениях, и потребовал разыскать Самохвалова. Оказалось, капитан распоряжается снаружи. Толстяк снова оперся о мою руку и заковылял к воротам. Врача он прогнал.
— А кого Хурылев расстрелял в подвале? — спросил я, перекрикивая гам и грохот. — Там были люди…
— Не знаю, наверное, строители. Он нанял бригаду шабашников, чтоб переоборудовать убежище… Ну, и не выпускать же их было. Или еще кто, бомжи, не знаю… Хурылеву зверей кормить надо, а бабок в обрез, человечиной дешевле… — Щацкин длинно выругался. — Слушай, парень, давай твой ПДА, я тебе скину кое-какие файлы. Ты имеешь право знать… почитаешь на досуге.
Вот тут меня осенило. Бывают, знаете ли, такие гениальные догадки — и я подсунул толстяку комп, который снял с убитого хурылевского телохранителя, благо машинка так и осталась у меня на запястье. Толстяк на ходу полез куда-то под мышку — должно быть, там у него был припрятан комп, вытащил проводок с разъемом, подключил к моему устройству. При этом он, не стесняясь, наваливался на меня… Мы наконец добрели туда, где Самохвалов допрашивал троих бандюков. .
Неожиданно один из пленных, рослый тощий парень, стал орать:
— А-а! Я тебя узнал! Я узнал тебя, сука! Ты, сталкер хренов, я тебя запомню, ты, как тебя, Слепой!..
Ребятки в камуфляже быстро и очень сноровисто заработали кулаками и прикладами — кстати, досталось и приятелям долговязого крикуна, хотя те помалкивали. Но, святые мутанты, теперь и им была известна моя кликуха. «Слепой» — они все слышали. Я не стал говорить Щаккинц, что он сволочь, это было само собой ясно.
— Вот что, парень, — важно объявил Шацкин и многозначительно покосился на капитана, — здесь я тебя отпускаю. Благодарю за помощь… за содействие, так сказать, следствию. В файлах, которые я тебе слил, найдешь мой электронный адрес. И если узнаешь что-нибудь по поводу всей этой истории, не поленись, скинь инфу. И… это… сам видишь, узнали тебя. Так что схоронись, что ли… сам придумай, где. А родне своей, которая здесь живет… Ну, и без меня понимаешь, что теперь здесь начнется, потому заставь их уехать, да побыстрее. Все, счастливо, не поминай лихом.
Я ничего не ответил. Сволочь Шацкин — нарочно показал меня бандюкам, теперь ясно, где я схоронюсь — в Зоне. Толстяк хочет, чтобы я искал хозяина Хурылева и артефакты, создающие Зону, ведь они должны существовать, их много… Когда будет найден человек, стоящий за планом создания второй
Зоны, таинственный шеф Хурылева, тогда и я буду в безопасности — во всяком случае в большей безопасности, чем теперь.
Надо было бежать, но сил не осталось, и в голове наступило какое-то помутнение, потому я побрел к центру Кольчевска, а навстречу мне тянулись розовые лучи восходящего солнца. Сволочь Шацкин, сволочь — втянул в историю, да какую!
С трудом вспоминаю, как брел по улицам, как редкие прохожие косились на мой перепачканный костюмчик, как сторонились. Потом в памяти провал, не могу припомнить, как добрался к родне. Кажется, Ларик кинулась обниматься, плакала, гладила меня… Тетя Вера засуетилась — мол, нужно переодеться, застирать, то-сё… А я только спросил, как дядя Сережа. Пенсионер уже спал сном праведника. Вошел и сразу свалился. Это бывает — нервы, усталость… Так что пришлось самому объяснять, чтоб бросали всё, бросали дом и валили скорее из Кольчевска. Растолкали дядю, я повторил и ему: нужно валить. Срочно, пока наши органы защиты правопорядка не расчухались и не ввели в Кольчевске военное положение. Введут обязательно, перетряхнут здесь все сверху донизу.
Потом снова провал в памяти, какой-то туман… Следующая картинка: мы стоим на вокзале. Залитый ярким солнечным светом перрон, сумки, узлы, чемодан… Дядя Сережа в пиджаке. У тети Веры в руках упаковка таблеток, руки дрожат, я упаковка никак не разрывается… Ларка вцепилась в меня, рыдает, моя рубашка промокла на груди, я сую Обезьяне свою банковскую карточку, называю код и требую, чтобы повторила… Она шмыгает носом, срывающимся голоском повторяет, я сам не понимаю, что со мной и… А потом подходит их поезд. Моя электричка через двадцать минут — в противоположном направлении. Впереди Зона.
Глава 2
СОРОКА-ВОРОВКА
Поскольку я спешил, пересекать Периметр пришлось с помощью Гоши. Я, конечно, не стал рассказывать обо всех кольчевских приключениях, ограничился тем, что сообщил: влез в неприятности, нужно укрыться в Зоне. Назвал имя Бори Козыря, об участии СБУ и прокуратуры даже не упомянул. Причина сдержанности была очевидна: Гоша вполне может решить, что для него спокойнее, если я исчезну не в переносном смысле, а натурально. Мертвые не болтают, а я знал о делах Карого несколько больше, чем тот готов был открыть общественности.
Обычно я стараюсь обойтись без услуг Карого, но сейчас требовалось спешить, так что я попросил хозяина «Звезды» устроить мне проход. Упоминание имени кольчевского бандита оставило Гошу равнодушным — о Боре Козыре он слышал, но тот не считался большим авторитетом. Я объяснил, что меня может разыскивать не Козырь, а его наниматель, о котором мне известно только одно: от такого лучше укрыться в Зоне. Это объяснение Гошу удовлетворило. Надо было еще утрясти вопрос с ценой. Карый мне по-прежнему оставался должен за последнюю поездку, но стоимость «окна» в Периметре была, разумеется, куда выше. Я пообещал рассчитаться позже, Гоша махнул рукой — мол, свои люди, сочтемся. Это обычные игры в недомолвки, правила такие. Мы оба прекрасно понимали, что щедрость Карого налагает на меня определенные обязательства и мне придется в свое время ответить не менее широким жестом… но это уже детали. Гоша велел мне подождать в зале. Закрывая дверь, я увидел, как он набирает номер на мобильнике. У нашего хозяина хватает недостатков, но деловой подход компенсирует их с лихвой. Если Гоша принял решение, то уже не станет тянуть время.
Минут через пятнадцать в зал заглянул Костик. Я думал, меня снова пригласят к Гоше, но Тарас только сказал:
— Вранци пидемо, я проводжу Иды, СлипыЙ, зараз спа-гы, бо я не знаю, колы пидийму тебе.
Николка завел новую песню, я такой раньше не слышал:
Там, где кончается путь,
Там, где стихает пурга.
Может быть, есть что-нибудь,
Может быть, нет на фига.
Там мне отпустят вину,
Там позабудется грусть.
Может быть, там я усну,
Может быть, там я проснусь…
Странным образом песня показалась мне очень подходящей к случаю. Знать бы только, где он кончается, мой путь?