Мои ребята мало-помалу оправлялись от шока. На ногах остались только я с Мумбой да Глинка. И теперь копать нам пришлось за десятерых. Я поразился, когда к нам неожиданно присоединился господин Клаус-Мария Пферц... Было уже крепко за полночь, а отведённая нам аппарель не была откопана и на четверть. Оно и понятно - где ж троим сработать за десятерых?
Господин вахмистр слова тратить не стал, просто встал рядом со мной, с чувством хакнул, вонзая остро отточенную лопату в неподатливую, пронизанную тысячами корней почву Зеты-пять. На мою попытку вытянуться во фрунт он ответил только пренебрежительным взмахом руки и столь же пренебрежительно-неразборчивым ворчанием. Работал он, надо признать, не за одного и даже не за двоих, а самое меньшее за троих, так что к утру, когда явился проверяющий помощник начштаба батальона, срочно прилетевший к нам вместе с БМД, наша аппарель выглядела вполне прилично. Во всяком случае, взыскания мы не получили.
Утром, вконец выбившись из сил, мы получили разрешение "отдыхать". Два тела... или две тушки? - были к тому времени у меня давно уже изъяты и дожидались в морозильнике прилёта высоких чинов и экспертов из контрразведки.
Просто удивительно, на что способна пехота, если ей дать в руки по лопате и велеть рыть отсюда и до утра. За ночь вокруг Кримменсхольма возник самый настоящий оборонительный пояс. Улицы, проходы между домами прикрывала вдобавок ко всему и колючая проволока, по которой наш предусмотрительный лейтенант велел пропустить ток от генератора. Крайние дома превратились в настоящие крепости, с пулемётными гнёздами, позициями снайперов (их надобность сейчас мне казалась сомнительной) и сооружёнными из набитых землёй мешков полукапонирами для миномётов и тяжёлых гранатомётов. НМД застыли в аппарелях, высоко задрав хоботы пушек - им предстояло, в случае чего, вести огонь с закрытых позиций.
Дрыхнуть нам дали часа четыре - невиданная щедрость в боевой обстановке после чего подняли, и притом весьма немилосердно. За ночь в результате ударной работы медиков вернулись в строй Микки с Фатихом, остальные, особенно получившие проникающие ранения стрелами, выбирались не так проворно - как я и ожидал, наконечники у лемуров оказались отравленными, а универсальный антидот справлялся с этой отравой неважно. У Сурендры вдобавок оказалось задето что-то серьёзное, и ему скорее всего светил стационарный госпиталь.
Моё отделение тем не менее выросло до пяти человек Вот-вот должны были выкинуть из медсанчасти и Раздва-кряка. Толку от Селезня в бою наверняка немного, но хотя бы копать-то он сможет!.
- Вставай, ефрейтор. - Надо мной склонился господии штабс-вахмистр. Вставай, с тобой хотят говорить... люди Иоахима.
Иоахим фон Даркмур, двадцать седьмой барон Дарк-мур, был главой имперской контрразведки.
И Микки, и Мумба, и Глинка при этом известии как-то странно потупились.
Я вскочил. Заправил как следует под ремень камуфляж, дохнул на кокарду, протёр её рукавом. Надел шлем. Мимоходом оттянул затвор "манлихера", заглянул в казённик - нет ли нагара? А то ещё проверят, в порядке ли оружие содержу... Броню решил было не надевать, но потом подумал, что если представать "в полном боевом", то без неё негоже.
В сопровождении сумрачного Клауса-Марии (бравый вахмистр, как и многие другие боевые солдаты и офицеры, охранку всех и всяческих мастей недолюбливал, солидаризируясь в этом с нашим лейтенатом, предупреждавшим меня о том, что не стоит становиться плохим шпионом из хорошего солдата) я отправился являться.
"Люди Иоахима" прибыли в немалом числе и с чёртовой пропастью всяческой аппаратуры в защитного цвета ребристых металлических кофрах. Можно было только дивиться их оперативности - верно, болтались где-то на орбите в ожидании чего-нибудь эдакого. И дождались.
Клаус-Мария чётко отсалютовал, доложился.
- Свободны, вахмистр, - сдержанно сказал поднявшийся нам навстречу рослый человек в чёрном комбинезоне с узкими витыми погонами. Погоны - обычные пехотные, даже не десанта, и звание вроде бы невелико, риттмейстер, но, как известно, в разведке чины значат куда больше, чем простое число "розеточек". Этот риттмейстер наверняка равен был самое меньшее полковнику обычных войск или майору - десантных...
- Ефрейтор, - капитан взглянул мне в глаза, и я мгновенно напрягся. С обладателем таких глаз шутить не следовало. Этот не колеблясь выстрелит не только в упор, но и в спину. Будет пытать и женщину, и ребёнка. Для него существует только одно понятие - "эффективность процесса", а как она достигается - никого не волнует. Оно и понятно, правозащитные организации остались только на немногочисленных, пока ещё формально независимых планетах.
- Расскажите все как было, ефрейтор. С максимально возможными подробностями. И не стойте, как манекен. Мы не на строевом смотру. Можете сесть. Курите?
- Благодарю вас, господин риттмейстер, нет.
- Разумно, - щелчок закрывшегося и спрятанного портсигара. Массивной золотой вещицы, явно стоящей как хорошее спортивное авто. - Итак, я слушаю. Предупреждаю, ефрейтор, наша беседа будет записываться. Мам важна каждая деталь, которую вы сможете сообщить. Приступайте, ефрейтор.
Я приступил. Риттмейстер слушал внимательно. Не перебивал, не задавал вопросов и вроде бы даже не моргал.
Когда я закончил - описанием того, как погиб Кеос, - секурист молча кивнул и выключил запись.
- Прекрасный рассказ, ефрейтор. Сразу виден полный курс новокрымского университета, там традиционно уделялось большое внимание риторике и публичным выступлениям. Профессор Обручев всё ещё преподает психолингвистику?
- Так точно.
- Попадёте в увольнение, не сочтите за труд, передайте привет старику, небрежно бросил риттмейстер. Его коллеги в глубине комнаты молча возились всё это время с какими-то электронными блоками, составленными в стойки, перевитые кабелями и перемигивающиеся разноцветными огоньками. - Так вот... постарайтесь ещё раз как можно точнее описать момент, когда вы поняли, что вместо детей на руках у ваших солдат имеют место быть .. монстры, дефиницируем их пока таким образом.
Я стал описывать. Ещё раз. Подробно, как только мог.
- Выражения их лиц - я имею в виду, м-м-м, монстров - вы не заметили?