— Вы хотите сказать, Холмс, что они сговорились — все трое? — воскликнул я.
— Конечно нет, Ватсон. Вы еще не поняли? Представьте себе картину: мужчины врываются в комнату, зажимая себе носы, а экономка смотрит на них, стоя на пороге. Говард бросается к одному окну, садовник — к другому. Оба дергают за ручки, и в комнату устремляется холодный воздух. Но если одна из створок в это время была не закрыта, а всего лишь прикрыта, кто в суматохе обратил бы внимание на эту деталь, кроме того человека, который открывал именно эту раму? Никто.
— Вы хотите сказать, Холмс…
— Ватсон, это очевидно, и когда я это понял, то заставил вас еще раз отправиться со мной в Чичестер и всю дорогу мучиться вопросом, зачем мы это делаем. Я хотел задать вопрос садовнику Генри, и в мои планы вовсе не входила встреча с молодым Говардом. Я спросил: «Когда вы вбежали в кабинет, не показал ли вам хозяин, какое именно окно открыть?» Ответ оказался таким, как я ожидал. Патрик бросился к правому окну и знаком показал садовнику открывать левое. Вот и все, Ватсон. Мы вернулись в Портсмут, и я попросил инспектора Харпера прийти на встречу к Баренбойму, захватив с собой констебля и пару наручников. Лестрейд, поняв из моей телеграммы, что дело нечисто, не только прислал ответ, но явился и сам, что делает честь его интуиции.
— Погодите, Холмс, — сказал я, — вы меня окончательно запутали. Допустим, Патрик Говард задумал убийство, вошел в кабинет, когда отчим просматривал бумаги, и выстрелил старику в голову. Потом вырвал из блокнота записку, оторвал конец и положил листок перед покойником. Револьвер он бросил на пол так, чтобы инспектор подумал, что оружие выпало из руки Уиплоу. Это все понятно. Я понимаю даже, как Говард ушел — через окно. Но есть еще две загадки. Одна — зачем он включил газовые рожки? Вторая — шел дождь, убийца наверняка оставил под окном следы, которые смыл дождь, но потом он вошел в дверь и наверняка наследил в холле…
— Ватсон, все это очевидно, подумайте сами. Существовал только один способ убедить свидетелей, что окна были заперты изнутри. Войдя в комнату, нужно было сразу броситься открывать окна, не оставляя свидетелям возможности осмотреться и задуматься. Наполнить комнату газом — великолепная идея. Говард сделал вид, что с трудом открывает раму. На самом деле он открыл то окно, через которое вылез ночью и которое лишь прикрыл снаружи. Вот для чего ему нужно было оставлять включенным газовое освещение. А следы… Никто и не думал искать в холле следы преступления, а потом там натоптали полицейские, экономка после их ухода вымыла пол… К нашему приезду, Ватсон, о следах не могло быть и речи! На это убийца и рассчитывал.
Холмс встал и, подойдя к камину, пошевелил дрова, чтобы предоставить огню больше пищи. Пламя весело взметнулось вверх, и я протянул ноги к теплу.
— Завтра в опере дают «Аиду», — сказал я, переворачивая страницу «Таймс». — Не хотите ли, Холмс, составить мне компанию?
— Пожалуй, — согласился Холмс. — В финале этой оперы есть любопытная загадка. Героев замуровывают в склепе, и я каждый раз думаю: нет ли выхода и из этой запертой комнаты…
Даниэль Клугер, Александр Рыбалка
Череп Шерлока Холмса
(детективная повесть)
«После суда над шайкой Мориарти остались на свободе два самых опасных ее члена, оба — мои смертельные враги. Поэтому я два года пропутешествовал по Тибету, посетил из любопытства Лхасу и провел несколько дней у далай-ламы. Вы, вероятно, читали о нашумевших исследованиях норвежца Сигерсона, но, разумеется, вам и в голову не приходило, что то была весточка от вашего друга».
Глава 1
Жертва прогресса
Лондонская осень 1916 года вполне соответствовала настроению, в котором пребывали мы с Холмсом, а еще в большей степени — тому неустойчивому положению дел, которому мир был обязан выстрелу, прозвучавшему два года назад в Сараево и вызвавшему самую кровавую войну во всей истории человечества. Периоды прекрасной погоды — наши американские кузены называют это «индейским летом» — сменялись проливными дождями и таким туманом, что опасно было удаляться от двери нашего дома на Бейкер-стрит более чем на десять ярдов: можно было заблудиться в густом, как гороховый суп, тумане и уже никогда не попасть домой. Впрочем, у нас с Холмсом крайне редко появлялась необходимость покидать дом. Большую часть времени мы проводили на Бейкер-стрит, я — за чтением газет или книг, мой друг — за многократным просматриванием своей картотеки.