— Как я уже говорил, Ватсон, в какой-то момент моего экзотического путешествия я почувствовал себя беспомощным, как младенец! Мое оружие, мой дедуктивный метод не срабатывал в стране, жившей по своим правилам, непонятным европейцу. Но однажды я нашел ему применение. И весьма удачное!
Как-то раз, прогуливаясь по базару, я вдруг обратил внимание на группу людей, возбужденно шумевших и явно собиравшихся перейти к выяснению отношений на кулаках. Мне стало любопытно, я приблизился и попытался понять, что происходит.
Из объяснения одного зеваки следовало, что конфликт произошел между двумя группами монахов: из монастыря Галдан и монастыря Дасилхунбо. Один располагался в горах, второй — в низине. Началось все со спора, кому принадлежит ритуальный барабан. Монахи Галдана утверждали, что соперники одолжили его для какой-то церемонии, а теперь доказывают, что в действительности спорный предмет принадлежал Дасилхунбо. Представители же последнего, в знак своей правоты, демонстрировали надпись на боку барабана. Они уверяли, что первоначально барабан принадлежал Дасилхунбо, но монахи Галдана похитили его. Монахи же Дасилхунбо уверяли, что надпись слишком свежая и, следовательно, фальшивая, нанесена поверх затертого клейма истинного владельца.
Самым же любопытным для меня было то, что следы норвежца вели именно в монастырь Галдан. Теперь вы понимаете, Ватсон: если бы мне удалось установить истинную принадлежность ценного предмета, возможно, проблема посещения монастыря была бы решена! Я подумал тогда: вот он, мой единственный шанс! Если мне удастся решить этот небольшой ребус — возможно, передо мною откроются ворота монастыря, того самого, в котором побывал разыскиваемый мною Торстейн Робю. Ну, а если я потерплю фиаско, — Холмс развел руками, — что же, это никак не скажется на моей репутации детектива-консультанта. В Тибете, к счастью, не было ни Мэлоуна с Флит-стрит, ни нашего друга Лестрейда из Скотланд-Ярда. Словом, я начал действовать. Пробравшись сквозь толпу зевак, я попросил разрешения осмотреть барабан. Должен сказать, Ватсон, что я к тому времени вполне прилично изъяснялся на местном наречии и даже писал и читал. Монахи, хоть и неохотно, дали мне предмет, ставший яблоком раздора. Я внимательно его осмотрел и пришел к нескольким важным выводам. Несомненно, надпись была недавнего происхождения. Таким образом, можно было предположить, что обвинители правы. На барабане написано Галдан, но ведь монахи из Дасилхунбо утверждали, что надпись — фальшивая, сделанная поверх счищенной подлинной. А подлинная свидетельствовала о том, что реликвия принадлежит их монастырю. Краска, насколько я мог судить, имела растительное происхождение. Вот тут меня осенило! — в радостном возбуждении Холмс потер руки.
Можно было подумать, что все это происходит сейчас, здесь, на лондонской улице, а вовсе не в загадочной горной стране добрых два десятка лет назад. Я и сам был захвачен живописным рассказом моего друга и нетерпеливо спросил:
— Что же за мысль пришла вам в голову, Холмс?
— Вы знаете, милый Ватсон, что в поездках меня всегда сопровождает мой саквояж, — ответил он. — Среди прочего там находится набор реактивов, которые могут пригодиться для некоторых точных проверок. Например, имеются ли на внешне чистой поверхности предмета частицы некогда нанесенного туда красителя растительного происхождения. Я спросил у спорящих, можно ли соскоблить надпись. Один из монахов тут же категорически запретил. И я обратил внимание, что им оказался один из тех, кто обвинял монахов Галдана в мошенничестве. «Это доказательство! — сказал он. — Мы не позволим его уничтожить!» Пришлось мне объяснить, что если они счистят свежую надпись, то я берусь восстановить ту, которая была ранее… Так и произошло. Когда я нанес нужные реактивы на очищенную от краски грань ритуального барабана, на поверхности тут же проступила надпись «Галдан» — такая же, как только что счищенная. И значит, барабан и ранее принадлежал тому же монастырю, — тут Холмс весело рассмеялся. — Попытка посрамленных спорщиков обвинить меня в колдовстве и помощи заморских демонов не сработала. Монахи Дасилхунбо поспешно удалились, а ко мне обратился монах из Галдана: «Римпоче (то есть драгоценный, — пояснил Холмс), вы спасли нашу реликвию! Откуда вы, как вас зовут и не откажетесь ли вы разделить с нами скромную монастырскую трапезу?» Я объяснил, что я житель далекой северной страны, именуемой Норвегия, что зовут меня Сигерсон и что прибыл я в Тибет в связи с работой над книгой о нравах и обычаях этой любимой богами страны. И, разумеется, с удовольствием принял приглашение разделить с монахами трапезу…
Между тем мы сделали довольно приличный крюк, пройдя два квартала от дома, в котором, по предположению Холмса, еще недавно обитал преступник, а затем вернулись по другой стороне почти на то же место.
— Вот в этом доме, насколько мне известно, снимал квартиру убитый, — сказал Холмс, прервав рассказ. Подойдя к двери квартиры, где проживал покойный Раковски, он оглянулся, быстро осмотрел улицу, после чего молниеносно срезал печати, которыми была опломбирована квартира, и отмычкой открыл дверь. Пройдя вслед за Холмсом внутрь, я лишь подумал, что давно уже не удивляюсь столь вольному отношению моего друга к закону. Напротив — меня удивило то, что я вообще вспомнил об этом.
Холмс нащупал у двери выключатель, зажег электрическое освещение и приступил к осмотру. Едва я двинулся на помощь, как он повернулся и с улыбкой сказал:
— Ватсон, оставайтесь, пожалуйста, в центре и следите за тем, чтобы я ничего не пропустил. Вы же знаете мою рассеянность!
Я молча подчинился, хотя и прекрасно понимал: Холмса смущала не его рассеянность, а моя неловкость. Таким деликатным способом он решил обезопасить себя от помех с моей стороны. Прежде чем приступить к настоящему обыску, Холмс окинул комнату цепким взглядом.
— Обратите внимание, Ватсон, — сказал он, — в этой квартире тоже царит идеальный порядок. Не хуже, чем в той, что мы осмотрели ранее.
Я вынужден был согласиться. Действительно, комната покойного Раковски выглядела гак, словно ее убирали не раз в день, а, по меньшей мере, раз в час. Ни одного случайно оставленного предмета, мебель расставлена прямо-таки с математической аккуратностью.
— Да, порядок, — повторил Холмс. — Потому тем более странно, что кое-что не соответствует общему представлению.
— Например?
— Например, корешки книг на полках. Обратите внимание, Ватсон, линия, по которой они стоят, не очень ровная. Некоторые выступают больше, некоторые — меньше… Такой аккуратный и пунктуальный человек, каким представляется мне обитатель этого жилища, обязательно бы их подровнял. Впрочем, пока это всего лишь предположение. Но оно может свидетельствовать о том, что здесь после смерти хозяина кто-то побывал и что-то искал. Вот только что именно?
Я молча пожал плечами. Впрочем, великий сыщик и не ожидал от меня ответа. Он приступил к детальному обыску, начав с кабинета. Тут находились только письменный стол, украшенный чернильным прибором с медным двуглавым орлом, да множество книжных шкафов. Я пробежал взглядом по книжным полкам. Здесь стояли книги на английском, французском, немецком и русском языках. Русского я не знаю, но остальная библиотека представляла собой причудливую смесь исторических исследований с самыми современными работами по физике и химии.
— Ну, точно! — вдруг воскликнул Шерлок Холмс. — Здесь был кто-то не менее тщательный, чем мы, Ватсон.
На мой безмолвный вопрос великий сыщик продолжил:
— Смотрите, что я нашел в корзине для бумаг!
И он потряс листком отрывного календаря, на котором было написано «31 августа».
— Что же здесь удивительного, Холмс? — спросил я.
— Этот листок лежал сверху! А под ним — листок за 1 сентября. Значит, кто-то не поленился заглянуть даже в мусорную корзину. Какие выводы можно сделать? Искомой вещью, скорее всего, являются какие-то бумаги. Или бумага. Документы, письма… — Холмс бросил календарный листок в корзину и покачал головой. — Боюсь, пока мы не поймем, что именно искал здесь убийца, нам ни за что не раскрыть причину этого преступления.