— Холмс, похоже, вы знакомы с психоанализом?
— Дорогой Ватсон, я давно уже не тот самовлюбленный и самоуверенный тип, которого вы встретили Бог знает сколько лет назад. У меня было время, много времени после схватки с профессором Мориарти, и в своем вынужденном изгнании я потратил его не зря. С тех пор следить за достижениями человеческого разума стало моей обязанностью — ведь и преступный мир все более широко пользуется плодами науки. — Некая высокопарность, торжественность тона Холмса свидетельствовала, что дело подошло к концу. Следует финал.
— Итак, Ватсон, раскройте свой блокнот. Задача, поставленная принцем Петром, из тех, что принято считать щекотливыми. Пропали некие фамильные драгоценности, и требуется их вернуть. Доступ к сейфу, обратите внимание, Ватсон, к сейфу с шифрованным замком, кроме принца Петра, имеет только один человек — его отец. То, что он и есть искомый похититель — очевидно. Сыну неудобно уличать отца в воровстве, и он достаточно состоятелен, чтобы призвать на помощь эксперта, то есть меня. Сын знает, что вор — отец, отец знает, что это знает сын, и для обоих очевидна моя роль: вернуть камни, не разоблачая виновного. Такие случаи уже встречались в нашей практике, Ватсон.
— Но зачем отцу красть драгоценности?
— Полагаю, не для того, чтобы дарить их мисс Лизе. Конечно нет. Камни, особенно рубины, необходимы в некоем эксперименте, который проводил принц Александр, и ему не хотелось, чтобы этот эксперимент проводили другие — вспомните разговор во время ужина. А камни — не его собственность, кстати, — требовались не кому-нибудь, а императрице! Мне ничего не оставалось, как дожидаться утра, когда принц Александр, закончив опыт, вернул бы камни. Не так думал убийца. Ночью он проникает в лабораторию. Наверху ход эксперимента контролирует мисс Лиза — часовой механизм нужно страховать, вероятно, были и другие обязанности. Убийца безжалостно выбрасывает бедную девушку из окна и вмешивается в работу оптической системы. Извлекает первый рубин. Затем спускается в нижнюю лабораторию и довершает дело.
— Убивает принца Александра?
— Ватсон, вы совершенно точно подметили, что этот случай — зеркальное отражение дела в Баскервиль-Холле. Помните? Там убийство маскировалось вмешательством неких потусторонних сил, инфернального монстра. Здесь же — поверьте, друг мой, мне нелегко было прийти к подобному заключению, — здесь же убийства совершались во имя того, чтобы отвлечь нас от проявления сил потустороннего мира.
— Холмс!
— Ватсон, если вас смущает сочетание «потусторонний мир», я придумаю какой-нибудь наукообразный термин, например «параллельный мир». Суть от этого не изменится.
Мы находим трупы — Лизы, Константина, и само собой подразумевается, что принц Александр тоже мертв, убит. Все развивалось настолько стремительно, что никому и в голову не приходило узнать достоверно, чем же действительно занимался в ту ночь принц-отец.
— Фотографированием затмения?
— Может быть, он начинал именно с этого. Знаете, Ватсон, когда я путешествовал по Тибету, тамошние жители не хотели фотографироваться: по их понятиям, при этом терялась часть души. Но! Не успевают остыть трупы, как мы узнаем разгадку. Я имею в виду письмо-признание Константина.
— Вот видите, Холмс.
— К счастью, Ватсон, я не считаю признание подозреваемого царицей доказательств. Да и было ли признание? Вы в который раз сделали удивительный по верности вывод: письмо написано — напечатано! — по-английски, потому что адресовано мне. Или, как предположил, развивая вашу мысль, я, письмо адресовано мне потому, что напечатано по-английски. Человек, писавший его, не владел русским, во всяком случае, не владел, как родным.
— Но Константин…
— Константин был убит. Убит человеком, знакомым ему, человеком, которого он не опасался. Убийца сначала оглушил его, а затем повесил.
— Но с какой целью?
— Поскорее закрыть дело, предлагая нам виновного, признание и мотив. Он умен, убийца!
— Кто же он?
— Это человек, знакомый Лизе и Константину, желающий завладеть камнями и не русский по национальности. Кроме меня и вас, Ватсон — уж позвольте исключить нас из списка подозреваемых, — остается один человек.
— Полковник Гаусгоффер!
— Совершенно верно. Тут мы с вами, Ватсон, используем его же трюк — мнимое признание Константина. Только на этот раз — о камнях. Если считать правдивым первое признание, то правдиво и второе. И мы находим рубины в багаже полковника.
— Но почему вы отпустили его? Не арестовали, не предали суду?
— Ватсон, я всего лишь частный сыщик. Иностранный эксперт. Система моих доказательств не убедит присяжных, не убедит следственные органы. Более того, она с трудом убеждает меня самого.
— Но почему?
— Эксперимент, Ватсон, эксперимент принца Александра! Он — главное звено в дедуктивной цепи. Мы никогда не сможем оставить эксперимент в стороне. Принц говорил о «ключиках к двери». Ключики — рубины. Дверь — сложная оптическая система. Но куда ведет эта дверь? Я думаю, в пресловутый параллельный мир. И когда принц Александр открыл эту дверь и шагнул за порог, полковник Гаусгоффер захлопнул ее и вытащил ключ из замочной скважины.
— Но мы видели следы! У реки! Волокли тело!
— Прекрасные следы. Как в учебнике — помните замечание русского следователя? Полковник Гаусгоффер умело сотворил их, хотя и слишком педантично. Он же угнал лодку, чтобы объяснить отсутствие тела.
— А на самом деле….
— А на самом деле принц Александр остался там. И вы это знаете не хуже меня, просто не хотите — или не можете — признаться в этом.
Я ничего не ответил.
— Помните, на следующую ночь сын повторил опыт отца. Накануне было полнолуние, Ватсон, истинное, то есть лунное затмение. Луна, Земля и Солнце выстраиваются на одной прямой, и, помимо света, вероятно, здесь играют роль силы тяготения. На следующую ночь взаиморасположение планет изменилось, и опыт удался лишь частично. Вы видели, Ватсон… А что вы видели?
— Мне… Я до сих пор считаю, что это была иллюзия, кошмарное видение усталого мозга.
— Говорите, Ватсон.
— Ну… В том клубящемся малиновом тумане мне привиделся принц Александр и… Я даже не знаю… Казалось, его опутывают лианы… или гигантские гусеницы… щупальца…
— Я видел то же самое, Ватсон, и, уверен, принц Петр — также. Вы знаете мою методу: если все объяснения, кроме одного, исключаются, оставшееся, каким бы невероятным оно ни казалось, и есть истина. Принц Александр нашел дверь в параллельный мир, прошел в нее и остался там. Кажется, это не слишком уютное место. Но сейчас меня тревожит другое.
— Другое? — Холмс высказал то, в чем я боялся признаться самому себе.
— Боюсь, что нечто из того мира проникло в наш. Дай Бог, чтобы пожар, спаливший селение, был следствием обычной молнии, и дай Бог, чтобы за селением не занялось что-нибудь еще.
— Вы считаете?…
— Не знаю, Ватсон, не знаю.
Я перебирал листки.
— А бриллиант? Зачем принцу понадобилось похищать бриллиантовое кольцо?
— Остается только гадать. Возможно, бриллианту отводилась своя роль в оптической системе. Или принц это сделал для того, чтобы придать краже вид банального воровства. Или он действительно нуждался в деньгах, личных деньгах? Для догадок простора достаточно.
По возвращении в Лондон Холмс оставил практику детектива. Небольшое наследство после смерти бедного Майкрофта позволило моему другу купить усадебку в захолустье Сассекса, и он живет там довольно уединенно. Впрочем, изредка он выбирается в Лондон, где встречается с людьми науки — этнографами, физиками, археологами; несколько раз он посещал сеансы самых известных медиумов. Война помешала ему организовать экспедицию в Египет, но терпения Холмсу не занимать. Избегая публичности, он уговорил весьма известного лорда возглавить экспедицию.
Я отошел от детективной темы, пишу романы — авантюрные, бытовые, фантастические — и жду, когда Холмс позовет меня закончить дело, начавшееся в лето тринадцатого года, в лето сухих гроз.
Мой дорожный саквояж всегда наготове.