Когда Маша увидела рядом с собой растерянных Шурку и Казика с разодранным портфелем без ручки, ей вдруг стало весело.
- Ты, наверное, рекорд установил, - озорно блеснув глазами, обратилась она к Марчене.
- Жаль, что судьи не зафиксировали, - почесал затылок Казик. - А то мог бы получить медаль чемпиона.
- Или бесплатный проезд в больницу, - Шурка показал глазами на скопление машин.
- Типун тебе на язык! - сказала Маша. - Посмотрите лучше, все ли собрали.
- Все, - уверенно ответил Казик, краешком глаза следя за Шуркой.
Среди собранного, что снова складывалось в портфель, не было только одного - кирпича, завернутого в белую бумагу. Его держал за спиной Шурка.
- Ну и завтрачек у тебя! - насмешливо сказал он, разворачивая бумагу.
- Жаль, на зубок не возьмешь...
- Что это? Кирпич? - удивилась Маша. - Зачем ты его таскаешь?
Казик смутился, покраснел. Но в конце концов вынужден был признаться, с какой целью носил в портфеле кирпич.
Он растерянно посмотрел на друзей и спросил:
- Выбросить?
- Зачем? - засмеялась Маша. - Клади его снова б портфель. Только как его теперь нести?
- Ничего, бечевкой перевяжу. - Казик с благодарностью посмотрел в синие глаза Васильковой.
Друзья не заметили, как к ним потихоньку подошел Венька. Ребята, не договариваясь, проводили Машу до самого дома. И тут на прощание каждый пожал руку девочке. Напоследок Маша сказала:
- Портфель, Казик, можно починить. Хочешь - я пришью ручку.
- Спасибо, не надо. Мы ее на заклепки возьмем. Сделаем не хуже прежнего!
Глава двенадцатая
ЧЕРЕПАХА НЫРЯЕТ
Несколько дней Казик все же носил портфель без ручки. Держал под мышкой, как папку.
Никто в классе не обратил внимания на это обстоятельство. Маша и Шурка, словно заранее сговорившись, не напоминали Казику о его уличном "рекорде", котя и видели, что Марченя от кирпича не отказался и по-прежнему таскает его с собой. И только Венька не пропускал удобного случая, чтобы не зацепить товарища:
- Ты теперь точно профессор, - говорил он, показывая глазами на пузатый, обтрепанный, с испорченным замком портфель. - И еды, как видно, набираешь, будто в поход собрался на всю неделю. Похудеть боишься?
- Боюсь, Венечка. Тебя догнать хочу, - в тон ему отвечал Казик, намекая на слабость этого рохли к разным лакомствам. Венька почти на каждой переменке обязательно что-нибудь жевал: то пирожок, то яблочко, то конфетку.
И когда сегодня Венька снова начал подтрунивать над Марченей, что вот, мол, скоро портфель и вовсе не выдержит, Казик не удержался. Прищурившись, смотрел, как Венька обкусывает желтую грушу, а потом язвительно спросил:
- Послушай, Кривой Зуб, и куда это столько в тебя лезет?
- Вот куда, - рассмеялся Венька и похлопал себя по животу. Но тут же поперхнулся и закашлялся.
- Требух несчастный! - только и сказал Казик отходя.
Веньке хотелось, чтобы последнее слово осталось за ним, но, так и не найдя подходящего ответа, крикнул вдогонку:
- А вот и не буду, не буду приглашать бабушку на сбор! Посмотрим, как вы без меня обойдетесь.
Он доел грушу, а огрызок, лихо размахнувшись, швырнул через открытое окно на улицу.
Шурка стоял поблизости и все видел и слышал. Он с укором посмотрел на Веньку. Кто-кто, а Протасевич знал Веньку, знал, что тот всегда может подвести. И если на то пошло, то Ирину Владимировну можно пригласить на сбор и без его одолжения.
- Ты, может, и на экскурсию с нами не пойдешь? - спросил Шурка у Старовойтенко.
- А ты не будь подпевалой, - огрызнулся тот. - Может, и не пойду, если вы все такие умники.
- Не трогай его, - махнул рукой Казик.
Он отвел Шурку к окну и предложил сегодня же зайти после уроков к нему.
- Знаешь, - говорил он, - вчера снова видел ту черепаху. Жаль, что тебя не было.
- А что?
- Оказывается, она не только ползет на свет, не только обходит препятствия. Она слышит и понимает человека. Даже не верится.
- Как это?
- А вот так: стоит крикнуть "стой!" - и она останавливается, ждет новой команды.
- И не пошевельнется?
- Ни-ни! А мотор - слышно - работает, потихоньку стрекочет.
- И ты приказывал черепахе?
- Фью! - свистнул Казик. - Чего захотел! Кто это тебе позволит! Ведь не игрушка. Машина кибернетическая!
- Эх, меня не было!
- Вот и я говорю. Так придешь сегодня?
- Если успею.
- А что у тебя?
- Брикет вчера привезли. Сложить надо.
- Чего же ты молчал? - с укоризной спросил Казик. - Мы его вмиг приведем в порядок. Все вместе.
- Не стоит. Ведь и так уже помогли с картошкой. Знаешь, как мама радовалась.
Звонок на урок прервал их разговор. Но Казик не забыл о брикете. Правда, никому ничего не сказал. Решил, что они с Шуркой и вдвоем управятся.
После уроков, когда уже собирались домой, Казик спросил у Шурки:
- У тебя заклепки есть?
- Зачем тебе?
- Надо же ведь с этим покончить, - и Казик кивнул на портфель, держа его обеими руками перед собой. - Надоело ходить без ручки.
- Вот это правильно, - обрадовался Шурка. - Пошли. Заклепки найдутся.
Они и не заметили, что чуть поодаль от них стоял Венька, хмурый, помрачневший. Он хотел заговорить с ними, пойти вместе домой, но так и не решился подойти.
Домой Венька пошел не сразу. Повертелся немного возле спортивной площадки, где ученики старших классов играли в волейбол, потом перелез через ограду и выбрался в переулок, по которому недавно удирал с уроков вместе с Шуркой. Здесь приостановился, наблюдая, как бульдозер, натужно рыча, засыпал канаву. На дне ее лежали газовые трубы. Теперь они, ровнехонькие, блестели смолой, как отполированные. И было странно смотреть, как на них с грохотом летят камни и гравий, падают комья черной земли.
- Эй, парнишка! - крикнул рабочий в ватнике нараспашку, шедший рядом с бульдозером. - Поостерегись!
Венька посторонился, пропуская неуклюжую с виду машину. В лицо его дохнуло жаром. Но он не отвернулся. Сошел еще немного с дороги, проваливаясь ботинками в песок, и снова стал наблюдать за бульдозером. Его стальной щит медленно подвигал к канаве широкий вал земли. Что-то около тонны, а может, и больше.
- Правей бери! - кричал рабочий в ватнике бульдозеристу и показывал рукой, куда надо поворачивать. - Праве-ей... Вот так! Давай!
За бульдозером тянулся ровный гладкий след, словно кто провел по пригорку гигантской бритвой. Камни, побывавшие под щитом, почему-то дымились беловатой пылью.
Венька подбежал к раздробленным камням, нагнулся и, присев на корточки, осторожно, кончиками пальцев, дотронулся до беловатого, как бы припудренного, осколка. Теплый! Почти горячий. Пахнет серой, как будто кто-то рядом чиркнул спичкой. Попробовал вывернуть камень - и не смог.
- Чего ты все вертишься здесь, - вдруг послышался над головой знакомый уже голос рабочего. - Уж не бульдозер ли вздумал перевернуть?
Венька испуганно отскочил. Оглянулся и увидел, что бульдозер ползет прямо на него. Он отбежал на тротуар. Пока вытряхивал из ботинок песок, разувшись возле забора, бульдозер сделал еще один заход и остановился, заглушил мотор.
К машине подошли женщины в темно-синих комбинезонах, какие-то парни. Некоторые из них держали в руках свертки, бутылки с молоком, батоны. Они о чем-то оживленно говорили, смеялись.
Венька понял, что у рабочих сейчас обеденный перерыв, но ни в какую столовку они не пойдут, ее поблизости нет, а будут полдничать здесь, возле бульдозера. Это уже было неинтересно, и он пошел дальше, жалея, что не прихватил осколочек раздробленного камня с сернистым запахом.
Возле знакомого уже штакетника, за которым в глубине двора виднелся шалашик-голубятня, Венька приостановился. Уткнулся носом в щель и начал разглядывать голубей. Птицы сидели нахохленные, ленивые и сытые, изредка постреливая глазом куда-то вниз.
Двор был пустой, словно вымерший. Ни кур, ни овчарки, которая тогда бросилась на них с Шуркой, и никого из хозяев. Это, скорее всего, и придало Веньке смелости попугать голубей. Он нашел под ногами увесистый ком. Долго ждал, пока на улице не будет никого поблизости. Наконец отважился. Размахнулся и швырнул ком в шалашик. Отбежал и оглянулся. Но ком, как видно, не долетел, потому что голуби не поднялись в воздух. По-прежнему тихо было во дворе за штакетником.