Выбрать главу

«Я не оказал вам никакой милости, богатырь Вино, а вы постигли мои мысли и преданно служили мне — заслуги ваши неисчислимы. Чем могу я отплатить вам? Если даже дарую я вам высокую должность, и еще одну, и еще, и еще — все равно останусь в долгу у вас. И решил я поэтому выстроить на месте города Печали новый город и подарить его вам, присоединив к округам Чана, Бутыли и Кувшина.

И еще жалую вам титул Князя Радости, третью степень дворянства и шлю чайник ароматного вина из дворцовых подвалов. Пусть гремит в вашу честь победная музыка, пусть узнают все о ваших великих заслугах!»

Послесловие

«Если у нищего нет проса, он мог бы поесть медовых блинчиков», — изрек королевский сын. Не правда ли, вы уже слышали что-то похожее? А между тем истории, собранные в этой книге, переводятся впервые.

Вряд ли знала супруга Людовика XVI, которой приписывают слова: «Если у народа нет хлеба, он может есть пирожные», — о своем корейском предшественнике Чеане, незадачливом сыне короля Йеджона. Да и подозревала ли она о существовании корейского государства? Мария-Антуанетта была женщиной отнюдь не глупой, за Чеаном же, как говорит писатель XVI в. О Сукквон, закрепилась слава круглого дурака.

В разных концах земли, в разное время сказаны одни и те же слова. Но кто может поручиться, что они придуманы именно этими людьми? Во всяком случае, молва одинаково характеризует антипатичных народу персонажей царствующего дома, закрепляя за ними нелепое представление о жизни подданных.

Похожей, несмотря на различие культуры европейской и культуры дальневосточной страны, оказывается психология юмора, техника создания смешного. И то, над чем смеялся средневековый кореец, может быть смешным и для нас. Многое в этой книге покажется знакомым и по-человечески понятным.

Вместе с тем что-то в этих очень разных занимательных миниатюрах, быть может, удивит, покажется странным, непривычным. И это естественно: корейская литература, как и всякая другая, есть часть культуры народа, отражение его истории. А история страны — как человеческая жизнь: нет прожитых одинаково веков, нет на свете двух государств, которые прошли бы совершенно одинаковый путь.

В этой книге собраны наиболее интересные произведения авторов XV–XVII вв., от анекдота, сказки, плутовской новеллы до довольно развернутых повествований, по сложности сюжета близких средневековому роману, развившемуся в последующие столетия. И есть среди них такие, которым жанровое определение трудно подобрать.

XV–XVII вв. в корейской литературе — время утверждения самостоятельности сюжетной прозы. Ранее в ней господствовали исторические сочинения и жития. Повествовательная проза начала отделяться от них в XII–XIII вв. Но и в XV–XVII вв. ни новеллы, ни анекдоты самостоятельно не издаются: еще нет сборников новелл, а есть пока еще нечто совсем особое — сборники литературы пхэсоль, литературы малых форм.

В сборниках, иногда состоящих из нескольких книг, шли подряд неозаглавленные сюжетные миниатюры, перемежаясь с краткими заметками о разведении табака, например, или рассуждением о повышении цен, пейзажными очерками, сведениями об обрядах и т. д.

Автор здесь выступал (особенно в ранних сборниках) более собирателем занимательного, забавного, любопытного, чем сочинителем. И творческий элемент сводился к некоторой литературной обработке, неизбежной при записи в переводе с одного языка на другой (языком сборников был китайский):, и главным образом — к расположению материала. Но с течением времени в сборниках пхэсоль все более появлялось собственно авторских новелл, очерков, заметок.

Материал в сборниках не повторялся. Это могло объясняться тем, что сборники пхэсоль в пору их возникновения были близки «неофициальным» историям, авторы которых нередко стремились сообщить читателю малоизвестное о героях древности. Стремление записать то, что достойно быть записанным, и причем такое, чего не записали предшественники — сохранить от забвения, — руководило авторами сборников. Каждый хронологически последующий сборник воспринимался, очевидно, как дополнение ко всем предыдущим, вышедшим века или десятилетия ранее.

В корейском государстве составление истории «официальной» (это делалось по распоряжению или с одобрения государя) или «неофициальной» (которая составлялась лицами, не состоявшими на государственной службе) всегда было делом почетным, ответственным, и не всякий мог претендовать на него. Историки — наиболее известные умы своего времени. Эта традиция тяготела и над сборниками пхэсоль: их авторы — цвет корейского ученого сословия.