В 1913 году профессор Петербургского политехнического института, специалист по подвижному составу железных дорог М. В. Гололобов написал в журнал «Вестник Общества технологов» возмущенное письмо «О нашем презрении к истории родной техники». Дав уничтожающую оценку книгам авторов, признававших лишь заграничный технический опыт, профессор Гололобов писал: «Наше презрение к родной стране стало привычным, наша неблагодарность к трудящимся на пользу родины в технических областях никого не удивляет… Берущиеся писать об истории паровозостроения в большинстве случаев предпочитают компилировать по иностранным книжкам, чем затратить некоторый труд на раскопки в родных архивах, правда не особенно легко доступных и не образцово содержимых».
Но характерно, что сам-то автор письма, специально интересовавшийся историей подвижного состава русских железных дорог, видимо, не знал даже о публикациях «Горного журнала» и мог сослаться только на дошедшие до него неопределенные слухи о том, что «у нас был в Сибири свой изобретатель паровоза», по фамилии ему неизвестный.
Правда о Черепановых, как и о многих других выдающихся русских изобретателях, стала восстанавливаться лишь в советскую эпоху.
В советских работах по истории горного дела, машиностроения и транспорта все чаще стали появляться упоминания о Черепановых. Впрочем, вплоть до 1936–1937 годов дело ограничивалось, как правило, перепечаткой все тех же данных «Горного журнала». Поскольку имя строителя первого паровоза было забыто, некоторые авторы восполняли этот пробел догадками и называли механика «Михаилом».
Инициатива разработки биографии Черепановых на основе местных (нижнетагильских архивных данных исходила не от историка-исследователя, а от писателя.
В 1935 году ленинградский писатель А. Г. Бармин решил создать книгу о Черепановых и сразу обнаружил, что, кроме все тех же кратких публикаций и модели черепановского паровоза в музее ЛИИЖТа, никаких иных материалов о жизни и деятельности тагильских механиков нет.
А. Г. Бармин поехал в Нижний Тагил, получил доступ в местный архив и убедился, что о Черепановых говорится в десятках дел необработанного и почти неизвестного исследователям демидовского фонда. Прежде всего он установил, что Черепанова-младшего звали Мироном и что был еще один Черепанов — Аммос. Каждый день приносил Бармину новые и новые сведения о Черепановых. Из сотен мелочей складывался постепенно далеко не законченный, но уже достаточно отчетливый набросок картины творчества Черепановых.
А. Г. Бармин установил, что изобретатели были родом с Выйского завода; что они организовали при этом заводе механическое заведение, явившееся технической базой для постройки сначала рудничных паровых машин, а затем и паровозов; что не было почти ни одной отрасли заводского производства, которую Черепановы не подвергли бы улучшениям.
Бармин не преследовал научно-исследовательских целей. Он хотел написать историческую повесть о Черепановых, что и выполнил десять лет спустя, издав интересную полубеллетристическую книжку «Тагильские мастера», кое в чем, к сожалению, отступающую от исторической действительности.
Почин ленинградского писателя оказался очень плодотворным и положил начало новому этапу в изучении биографии Черепановых. Советские авторы, привлекая дополнительные архивные материалы, стали постепенно давать все более полную и правильную картину деятельности замечательных механиков.
Весной 1933 года газета «Тагильский рабочий» впервые опубликовала портреты Черепановых. Портрет Е. А. Черепанова был; писан с натуры каким-то петербургским художником; что же касается портрета младшего механика, то его писал местный тагильский художник{Данные о происхождении этих портретов сообщил нам А. П. Гуляев со слов своей матери, Е. М. Гуляевой, — дочери Мирона Черепанова.}.
Портреты стали собственностью семьи Гуляевых в начале 80-х годов XIX века, после того, как оставшиеся в то время в живых дочери M. E. Черепанова продали принадлежавший им дом Черепановых Тагильскому заводоуправлению. В 1942 году А. П. Гуляев передал портреты профессору В. В. Данилевскому, во владении которого они оставались до 1953 года, когда, как сообщалось в печати, они поступили в Государственный Эрмитаж.
Оба портрета говорят об уме и воле механиков. Ефиму Черепанову, судя по портрету, лет шестьдесят. На нем праздничный кафтан. Грудь украшена серебряной медалью на красной муаровой аннинской ленте. Кажется, что и сейчас старый механик обдумывает очередной творческий замысел. Слегка воспаленные неустанной работой глаза смотрят мудро и спокойно.