— Нет,— ответил Сан.— Просто второй враг охладит его желание стать человеком или бодхисатвой, слугой Будды. Вместо этого он может стать шутом. Но ясность, за которую он так дорого заплатил, уже никогда не сменится прежней тьмой и страхом. До конца своих дней он будет ясно все видеть, но никогда ничему не сможет научиться или к чему-нибудь стремиться.
— Значит, он останется здесь...— тихо произнес Дон, а потом спросил: — Что же делать, чтобы избежать поражения?
— То же самое, что и со страхом,— ответил Сан.— Ты должен сопротивляться ясности, используя ее лишь для того, чтобы видеть все вокруг. Видеть ясно, как Будда. Ты обязан терпеливо выжидать и тщательно все взвешивать прежде, чем сделать очередной шаг. А главное понять, что твоя ясность — близка к заблуждению, что никакая это не ясность, а шорох на глазах! Только осознав это, ты одолеешь своего второго врага и достигнешь такого состояния, когда уже никто и ничто не причинит тебе вреда. Это будет уже сила. В этот момент ты поймешь, что сила волшебного кристалла Будды, которой так долго все добивались, принадлежит, наконец, тебе. Ты сможешь делать с ней все, что захочешь — кристалл в твоей власти, твое желание — закон, ты видишь и понимаешь все, что тебя окружает. И тут ты встречаешь своего третьего врага — силу. Сила Будды, исходящая из кристалла — самый могущественный из четырех врагов. Самое простое, что можно теперь сделать — это сдаться. В конце концов, такой человек — уже не просто человек, он — бодхисатва, он — господин и хозяин. Он — властелин.
На этой стадии человек не замечает, как к нему подступает третий враг. И вдруг, сам того не понимая, проигрывает битву. Третий враг превращает его в жестокого и своевольного человека.
— Он что, теряет силу? Силу кристалла? — спросил Дон.
— Нет. Он никогда уже не потеряет силу, силу кристалла. И ясность.
— Чем же, в таком случае, он отличается от божества? — спросил Раф.
— Человек, побежденный силой Будды, до самой смерти не узнает, как обращаться с кристаллом. Сила кристалла — лишь бремя в его судьбе. Такой человек не имеет власти над собой и не знает, когда и как пользоваться своей силой и силой кристалла.
— И что же, Сан, поражение от этих врагов окончательное? — спросил Лео.
— Конечно. Стоит одному из них пересилить человека — и он уже ничего не может сделать.
— А бывает так, что побежденный силой кристалла, поймет свою ошибку и исправит ее? — не унимался Лео.
— Нет, если он однажды сдался, с ним покончено,— отвечал старик.
— А если сила Будды лишь временно ослепит его, а затем он ее отвергнет? — тихо спросил Дон.
— Значит, битва еще продолжается, и он по- прежнему пытается стать человеком. Ты побежден только в том случае, когда отказываешься от всяких усилий и от самого себя.
— А если человек поддается страху надолго, на годы, но в конце концов, возьмет себя в руки и все- таки одолеет его? — спросил Микки.
— Нет, так не бывает. Если он поддался страху, то никогда не одолеет его, потому что начнет бояться учения Будды и его избегать. Но если, охваченный страхом, он год за годом делает попытки учиться, то со временем он, возможно, и победит, так как фактически никогда не сдавался!
— Как же победить третьего врага, Сан? — спросил Раф.
— Человек должен восстать на него, понять, что сила животворящего кристалла, которую он, якобы, покорил себе, на самом деле ему не принадлежит. Он не должен расслабляться, осторожно и добросовестно относясь к тому, чему научился. Если он поймет, что ясность и сила при отсутствии самоконтроля хуже, чем заблуждение, все снова будет в его руках. Он узнает, как и когда снова применить дарованную ему Буддой силу животворящего кристалла, и таким образом, победит своего третьего врага. К этому времени человек приблизится к концу учения и совершенно неожиданно встретится с последним своим врагом — старостью. Это самый жестокий из врагов, победить которого невозможно, но можно отогнать.
И вот наступит пора, когда человек избавился от страха, преодолел ясность, подчинил силу кристалла, но его одолевает неотступное желание — отдохнуть. Если он поддастся этому желанию лечь и забыться, то усталость убаюкает его, то он проиграет последнюю схватку — четвертый враг его повергнет.
Желание отдохнуть пересилит всю ясность, все могущество, все знание.
Но если человек сумеет преодолеть усталость и пройдет свой путь до конца — тогда станет человеком, животворящим, хотя бы на то краткое мгновение, когда ему удается отогнать последнего, непобедимого врага. Этого мгновения ясности, силы и знания достаточно,— вздохнул Сан.
И вдруг он то ли упал, то ли споткнулся в своем диковинном наряде, но в тот же миг, оказался в самой середине костра. Мгновенно занялось его импровизированное облачение лесного духа, и он завертелся и запрыгал с таким неистовством, словно в нем действительно бушевала атомная энергия и сила животворящего кристалла Великого Будды. Сиплым голосом он вскрикивал:
— В ту пору, когда взрываются атомные бомбы,
и все вокруг покрывается
смертоносным радиоактивным пеплом,
и волны радиации текут во все стороны
и пожирают людей, домашних животных и культурные растения
во всех городах и деревнях,
лес переживает удивительное обновление.
Растет, растет мощь леса!
Умирающие города и деревни вливают новую силу в леса,
ибо яд радиации и радиоактивного пепла,
поглощенный листвой деревьев,
лесными травами
и болотным мхом,
становится мощью леса.
Смотрите, смотрите:
листва и травы, не убитые радиацией и углекислым газом,
рождают кислород!
Если вы хотите выжить в атомный век,
бегите из городов и деревень в леса,
сливайтесь с мощью леса!
Там вас ждет Будда!
Великий Будда!
Возможно, Сан и не собирался прыгать в огонь, возможно, это была чистейшая случайность, но он, видимо, так растерялся, что сразу перестал соображать, что происходит вокруг.
Микки и Раф мгновенно бросились с ведрами к озеру за водой. Огонь разбушевался сильнее, чем того следовало ожидать. Кроме того, всех своих спасителей старик стал отгонять заостренной бамбуковой палкой. Его нелепый наряд уже тлел и дымился, желтые языки пламени перебирались все выше. А безумный старик продолжал подпрыгивать и ожесточенно размахивать своей пикой.
В тот момент, когда огонь и дым совсем было поглотили Сана, в пламени вдруг мелькнули его огненная борода и лицо, сморщенное, высохшее, но сиявшее ослепительным багровым блеском. Светом волшебного кристалла Будды. Только он мог придать этому лицу такое сияние. Старик все еще продолжал выкрикивать свою безумную проповедь, превратившуюся уже в навязчивую идею, и размахивал страшной, заостренной, уже обуглившейся палкой.
Вернувшиеся со стороны озера Микки и Раф, выплеснули в огонь всю воду, но от этого пламя разбушевалось еще сильнее, словно вода лишь дала ему больший энергетический заряд.
Черепахи, застыв от изумления и ужаса, смотрели на багровый, непомерно большой рот Сана на маленьком лице и слушали одни и те же бесконечно повторяемые слова:
— Кто хочет выжить в атомный век...
Все... все бегите из городов и деревень...
Спасайтесь в лесах...
Сливайтесь с мощью леса...
Потом все заволокло пламенем — и фигуру старика, и его голос. И вдруг с жутким треском, заставившим всех содрогнуться, лопнула бамбуковая пика. Старец Сан лишился своего грозного оружия, то теперь, это не имело значения: его спасти было уже невозможно...
Когда огонь все же удалось залить водой — а воды для этого потребовалось много, и приносить ее из лесного озера было не так-то быстро и легко,— черепахи увидели тело, черное, как обгорелая резиновая кукла.
Донателло потрясло тогда не столько само происшествие, сколько вид самого этого обуглившегося тела. Мертвый Сан был удивительно похож на Великого Будду... Все черепахи заметили это и содрогнулись, впервые ощутив всю глубину проповедуемого Саном учения.