— По-моему, здесь не такое уж и благолепие, как на первый взгляд! — обронил Дон, пробираясь сквозь кусты.
— Мне тоже немного не по себе,— подтвердил Микки.
Лео крикнул. Но крик возвратился к нему тупым эхом, словно запертым на замок. И снова тишина.
Где-то плеснула рыба, что-то прошуршало в траве.
— Мне все же хотелось бы пройти до конца этой чащи,— сказал Лео.— Я чувствую: есть здесь какая-то тайна.
Наконец друзья увидели впереди, сквозь стволы, просвет, заполненный сверкающей белизной.
— Наверное, известь... Известковый утес,— предположил Дон.
— Пожалуй,— обрадованно согласился Микки.— Можно будет с высоты обозреть местность.
Но с каждым шагом то, что вначале предстало им как белая стена, прояснялось, обретало сложные очертания. Вот уже можно рассмотреть группу человеческих тел или статуй. Лео протер глаза. Да, так и есть: сквозь ветви мелькнул мраморный профиль, за ним другой, третий и наконец — четкий рисунок фигуры, словно парящей в лучах солнца, поднявшегося к зениту. Лео поймал себя на том, что невольно прибавляет шагу, подгоняемый любопытством.
— Осторожней, Лео! — предостерег его Дон.— Хотя в общем-то у меня распылитель наготове.
— С моим Огненным мечом мне нечего бояться! — сказал Лео.
Лес становился все реже. Впереди сквозила чудная белизна. Когда же глазу предстала вся картина в целом, у Лео вырвался крик изумления:
— Друзья! Это не бред, не галлюцинация? Вы тоже видите? Видите?
— Да-да...— раздумчиво протянул Микки.
Дон и Раф молчали.
— Ведь это... это творение подлинного и высочайшего искусства! Какая же сила забросила его, подобно остывшей звезды в эти лесные дебри? — произнес Лео.
Здесь берега ручья несколько возвышались, образуя естественный постамент, на котором покоилась групповая композиция. Постамент в виде мраморной лестницы без перил, изогнувшейся над ручьем высокой аркой, под которую, серебрясь и звеня, устремлялся поток. Концы лестницы почти сходились внизу, образуя как бы расеменное у основания кольцо.
По лестнице, улыбаясь и простирая вперед руки сбегал рой молодых женщин в легкой, облегающей их стремительные тела одежде. Все это произвело впечатление звучного веселого всплеска, овеянного счастливым смехом.
— Как живые! — вырвалось у Дона.
Две крайние женщины, коснувшись ногами воды, склонились над нею в грациозном замешательстве: еще две, смеясь, поощряли их: ну же, смелее! Остальные, образуя пары и группы, поспешали за ними, словно на какой-то таинственный и радостный обряд.
Центром чуда была легкая фигура, стоящая наверху с лицом, обращенным к небу и руками, застывший жест которых говорил, что обладательница их ощущает себя прекрасной: руки были приподняты с слабым сокращением маленькой кисти, выражающим силу и смущение, смутную прелесть юной души, смело и бессознательно требующей признания, и запрет улыбаться иначе, чем улыбалась она, порожденная тайной...
По всей длине лестницы, свешивая ползущие ветви, покрытые темными листьями, стояло несколько плоских ваз. Растения в них были, по-видимому, посажены давно, так как, ступив на самую лестницу, черепашки заметили, что земля в вазах и сухожилия ветвей хранят печать многих и многих лет.
— Но ничто не говорит о древности самих скульптур! — прошептал Лео.— Это непостижимо! В них чувствуется нервная гибкость и современная сложность. Мрамор бел и чист...
— Смотрите! — вскрикнул Дон, указывая на медную дощечку, врезанную под ногами верхней прекрасной женщины.— Здесь что-то написано... Ты можешь прочесть, Раф?
— «Любовь, Свобода, Природа, Правда и Красота»,— прочел Рафаэль.
Как только он произнес вслух эти слова, друзья отчетливо услышали чей-то негромкий голос.
— Вы ничего не понимаете,— вещал он.— Между тем, все очень просто. Смысл в заговоре...
— В каком заговоре?! — воскликнул Раф.
— Тише! — поднял руку Лео.
— Дело в заговоре окружности против центра,— продолжал голос.— Представьте себе вращение огромного диска в горизонтальной плоскости,— диска, все точки которого заполнены мыслящими живыми существами. Чем ближе к центру, тем медленней. Точка окружности описывает круг с максимальной быстротой, равной неподвижности центра. Теперь упростим сравнение. Диск — это время, движение — это жизнь, центр — истина, а мыслящие существа — люди...
— Что-то очень сложно...— пробормотал Дон.
— По окружности,— продолжал голос,— с визгом и ликом, как бы обгоняя внутренние все более близкие к центру существования, но фатально одновременно с ними описывает бешеные круги подчиненная логике жизнь, сообщая людям меньших кругов ту лихорадочную насыщенность, которой полна сама, и нарушая их все более и более спокойный внутренний ритм громом движения, до крайности удаленного от истины. Это впечатление лихорадочного сверкания, якобы предела счастья, есть, по существу, страдание исступленного движения вокруг цели, но далеко, всегда далеко от нее. И слабые, как бы ни близки были они к центру, вынуждены нести в себе этот внешний вихрь бессмысленной торопливости, за гранью которых пустота...
— Это верно,— прошептал Раф, вслушиваясь в доносящиеся из небытия слова.
— В этом и есть высший смысл,— продолжал вещать голос.— Я вижу людей неторопливых, как
точки, ближайшие к центру, живущих мудро и гармонично, во всей полноте жизненных сил, владеющих собой, с улыбкой даже в страдании... Они неторопливы потому, что цель ближе от них. Они спокойны, потому что цель удовлетворяет их. И они красивы, ибо знают чего хотят. Пять сестер манят их, стоя в центре великого круга, неподвижные, ибо они и есть цель, и равные всему движению круга, ибо они есть источник движения. Их имена: Любовь, Свобода, Природа и Красота...
— Значит, я нечаянно произнес пароль,— задумчиво сказал Раф.
— Послушайте, а что же представляет из себя самый центр великого круга, возле которого все это вращается: и Любовь, и Свобода, и Природа, и Правда, и Красота? — спросил Лео с некоторым недоумением в голосе.
— Черепашки! Черепашки! — вдруг услышали друзья знакомый зов.
— По-моему, это кричит маленький Ась! — сказал Дон.
— Точно, Ась! — подтвердил Лео.
— Ась, где ты? — прокричал Раф.
— Здесь. Эхо возвращается, не улетая,— усмехнулся Лео.
Через минуту маленький Ась опустился на лесную поляну.
— Что случилось, Ась? — спросил Лео.
— Черепахи! Беда! Хозяин Времени украл корзину с плодами... Он полетел к Злому Огню... Это в храме Пурпура... И ровно в полночь он бросит плоды Познания в жертвенный огонь... Их поглотит пламя... И тогда, тогда от нашего волшебного сада не останется ни одного цветка, ни одного листика. Спешите, черепахи!
— Вот как? Тортон украл плоды? — переспросил Лео.— Что же мы медлим?..
— Но скажи, Ась, не знаешь ли ты, где мы находимся и что это за сооружение? — спросил Дон.— Сейчас чей-то голос очень долго объяснял значение вращения окружности вокруг центра... Но...
— Это ловушка! Это галлюцинация! Временная ловушка Тортона...— захлопал крылышками Ась.— Спешите, черепахи! Тортон обманул вас! Хозяин Времени заманил вас во временную ловушку.
— Вот оно что! Ладно. А что такое Злой Огонь? — спросил Лео.
— Сотни лет назад существовал огненный источник... Хозяин Времени хочет с помощью наших плодов с дерева Познания восстановить свою силу и власть, а также власть и могущество Высочайшего Колдуна. Торопитесь, черепахи! После заката солнца, ровно в полночь, наше дерево поглотит огонь.