- Так чем же закончилась эта история? - не отставал от профессора Рафаэль.
- Раз вы еще не спите, тогда слушайте. И вдруг в Фиви пришла чума. Чума у древних эллинов считалась карою Аполлона, загадочным действием его незримых стрел.
- Карой за что? - уточнила Эйприл.
- Чаще всего за какое-ни6удь религиозное нарушение. А если так, то следовало обратиться к нему же, и он укажет, какими обрядами можно умилостивить божий гнев. Так Эдип поступил и теперь. По его просьбе шурин отправился в Дельфы. На этот раз бог не обрядов потребовал от него. Приказом было: отомстить за Лаия, карая смертью или изгнанием его убийцу. Но как убийцу найти, если никто не знал его имени. Известно было только одно: Лаий погиб от целой шайки разбойников.
- Кто это сказал? - спросил Донателло.
- Единственный уцелевший из его свиты.
- Кажется, я догадался, кто убил Лаия, - кивая головой, прошептал Донателло на ухо Микеланджело.
- Да, погоди ты, - тот отстранился от Донателло.
- Уцелевшего хотели допросить... но, нет, шурин предлагает средство понадежнее. Жил в Фивах уже пятой жизнью мудрый прорицатель Тиресий. Послали за Тиресием. Но не пришел прорицатель. Послали еще раз. Пришел в гневе, но говорить что-либо отказался, дав понять царю, что он его щадит. Гневается Эдип, гневается и Тиресий. И вдруг царя озаряет ослепляющая мысль: кто был правителем до него? - Шурин. Кто станет им вновь, если его постигнет несчастье? - Шурин. Кто ездил в Дельфы и привез оттуда дурную весть? - Шурин. Кто советовал обратиться за разъяснениями к Тиресию? - Шурин. Эдип понимает, что шурин все подстроил. Шурин не сдается; чувствуя себя невиновным, он хочет оправдаться перед зятем. Происходит спор; к спорящим выходит Иокаста. Ласково, но решительно она требует от мужа, чтобы тот поверил клятве ее брата и отпустил его; затем она спрашивает о причине спора. Причина - предсказания и пророк. Иокаста вспыхивает: «Как, ты еще веришь в предсказания? Послушай, что я тебе расскажу». И она рассказала ему про предсказания, данное некогда ее первому мужу, что он будет убит собственным сыном. И что несчастный ребенок погиб в ущелье гор, а Лаия много позднее убила шайка разбойников у дельфийского распутья...
- Эдип, наверное догадался, что это была не шайка, - заметил Микеланджело.
- Вы правы, Эдип вздрагивает. «Гдe?» - «У дельфийского распутья. Чем же это страшно?».. Так страшно, что и представить себе нельзя: распутье... оклик возницы... старик в повозке... кровавый исход. Эдип спрашивает про подробности: Лаия убила шайка разбойников, а он был одиноким путником. «Но кто рассказал про эту шайку?» - «Единственный спасшийся». – «Пошли же за ним!» Скажу, что спасшимся был тот пастух, который принес на верхнюю поляну ребенка, а затем отдал его другому пастуху.
- Он узнал в Эдипе того ребенка?! - удивился Рафаэль.
- Как можно! - возразил ему Донателло. - Скорее всего, он хотел как-то оправдаться, вот и сказал, что напала целая шайка, ведь сам-то он убежал.
- Если бы он признался, - вмешался Микеланджело, - что они впятером не могли защитить царя от одинокого путника, то был бы растерзан народом.
- Эдип мучился сомнениями. «А что, если Лаия убил он? Лаия, царя, первого мужа своей жены - о прочих ужасах он пока не думает. Любящей душе Иокасты его муки невыносимы, и она выходит помолиться Аполлону. Молитва как будто услышана: является чужестранец, вестник из Коринфа. Эдип избран царем этого города. «A Полиб?» «Умер». – «Умер? Естественной смертью?» «Да». – «Но ведь его должен был убить его сын, Эдип? Ради него Эдип столько лет чуждался своей родины? Где же вы, вещания богов?» Вестником оказался пастух, который выпросил ребенка для царской четы.
- Для этого пастуха было выгодно принести Эдипу это известие, ведь царь ему обязан, - сказал Микеланджело.
- Эдип потрясен, потрясен вдвойне. Ему жаль старого отца, который его так любил; но все же одной обузой стало меньше. Страшное предсказание о матери еще не опровергнуто. Он думает вернуться в Коринф, но нет: при жизни матери он этого не сделает. Пастух озадачен: «Не вернешься? Из-за предсказания? О ком? О Меропе?» - «Ну да, о матери, о Меропе». - «Так знай же: Меропа тебе вовсе не мать». – «Как не мать?» - «И Меропа не мать, и Полиб не отец. Они приняли тебя от меня, а я тебя принял от здешнего пастуха». Иокаста все слышит...
- Какой ужас! - воскликнула Эйприл и закрыла лицо руками.
- Иокаста одна понимает все, - продолжил профессор, но вынужден был сделать паузу, так как Микеланджело не терпелось высказаться:
- Она поняла, что Эдип - и сын Лаия, и его убийца; и сын ее, и муж. Бедная женщина!
- Иокаста бросается в отчаянии в свой терем к ларцу. Она ищет... чего? «A, вот оно, ожерелье Гармонии, роковой убор фиванских цариц! Нет, тебя не надо, ты уже сделало свое дело. Нужно другое - вот этот пояс: он и тонок, и крепок...»
- Неужели она решилась повеситься? - испуганно произнесла Эйприл, при этом рукой проведя по шее, и как-то театрально посмотрела вверх, словно представляла себе эту картину.
- Эйприл, ты очень впечатлительная, потом спать плохо будешь, - Донателло попытался отвлечь Эйприл, которая на глазах у всех начала входить в образ.
- Только спектаклей нам еще и не хватало сегодня, - недовольно пробурчал Микеланджело.
- Успокойся, - вступился Леонардо и взял Эйприл за руку.
- А что Эдип, почему он не бросился вслед за Иокастой? - нетерпеливо спросил Рафаэль, находясь в непрестанном движении.
- Эдип не согласен оставаться в неизвестности: он зовет обоих пастухов, чтобы те опознали друг друга. Потом случилось то, о чем вся Эллада во все времена рассказывала с ужасом. Эдип у трупа повесившейся Иокасты... «Проклятье вам, мои глаза, не видевшие того, что следовало видеть!» Вытекли глаза страдальца под золотой иглой, и пошел он, слепой, искать вечного отдыха в ущелье Киферона.
- А дальше, профессор? - торопливо спросил Донателло.
Профессор налил в стакан сока, выпил и поставил стакан на стол, все еще держа его в руке. Остатки густого сока стекали по стенкам стакана на дно.
- Рассказывали, что в афинское предместье явился однажды слепец, ведомый молодой девой; это были Эдип и его дочь Антигона. Узнав, что он случайно забрел в рощу Эриний, своих страшных гонительниц, он уже не пожелал ее покинуть; в ней Аполлон предвещал ему упокоение. И кончина его была чудесна: земля заживо приняла его в свое лоно, и он живет в ней поныне, как благой дух-хранитель приютившей его страны, - печально закончил профессор Брэдли свой длинный рассказ.
- А все же стоило родиться такому человеку, как Эдип, да-а, удивительная у него судьба, вот и Леонардо от смерти спас, - рассуждал Донателло.
- Как это спас? Если бы не профессор Брэдли... - возразил Микеланджело.
- Да, конечно, если бы профессор Брэдли не спустился в гробницу вместе с нами, - сказал Рафаэль, - мы не смогли бы помочь Леонардо.
- Этот сфинкс слопал бы и вас заодно, - упавшим голосом произнес Леонардо, - вам бы не удалось избежать его ослепительного света, который парализует все члены, вонзаясь, точно стрела.
- Вы мне так и не дали закончить свою мысль, - пробурчал Донателло, глядя на всех исподлобья.
- Говори, пожалуйста, - вмешалась Эйприл.
- Да ладно, - Донателло махнул рукой, - чего уж говорить.
- Мы слушаем и очень внимательно, - попросил Леонардо.
Донателло лежал с безразличным видом, но последние слова Леонардо заставили его позабыть обиду и продолжить разговор.
- Я хотел сказать, что разгадку нашел Эдип, а профессор узнал обо всем из книг.
- Вот и я говорю: хочешь что-то знать - читай книги, в них много интересного и поучительного и, как видите, в жизни всякие знания могут пригодиться, - вставая со стульчика, подытожил профессор.
- Книги - дело хорошее, полезное, я согласен, но и сильные руки тоже нужны, - спокойно заметил Микеланджело.