Но велик и всесилен Амон-Ра. Честь ему, идущему оживить Египет! Вложил он нож в руки девушки, служительницы богов, и упал Мересу и не поднялся больше.
Тогда призвал фараон жрецов Амона, ибо были они сведущи в искусстве бальзамирования. И повелел им превратить тело Мересу в мумию - вечное вместилище души его.
И мне, Яхмесу, было поручено это. И сказал мне тогда верховный жрец: «Да исполнится воля богов: друг врага нашего недостоин погребения, какое подобает фараону. Оставь тело Мересу так, как оно есть. Но делай это тайно».
И я сделал так - в третий месяц времени ахет, в двенадцатый день».
Профессор Брэдли отложил свои записи.
- Ну, что скажете?
Некоторое время в палатке царило молчание. Никто не ожидал такой развязки. Каждый из них связывал с именем Мересу лишь благородные дела.
Профессор Брэдли поспешил с разъяснениями:
- Я понимаю, что вас огорчило, - он покачал головой, - юный архитектор Мересу должен был быть по меньшей мере уважаемой личностью. Но в данном случае все наоборот.
- Но почему? - с сожалением в голосе спросила Эйприл.
- Я говорил уже вам, что Аменхотеп отменил культ бога Амона, и верховным божеством был объявлен Атон, олицетворявший солнечный диск. Атон был искусственным божеством, плодом теологических, - религиозных значит, - спекуляций фараона, его приближенных. До нас дошел гимн Атону. Это подлинный шедевр религиозной лирики. Атон озаряет и согревает землю и все на ней живущее, он воспевается как воплощение красоты природы, как источник жизни на земле, как создатель всех стран и разных народов, говорящих на разных языках, как творец всего живого. Согласно гимну, Атон - бог египтян и других народов, бог благодетельный, источник физического и духовного света.
- А вы можете процитировать нам что-нибудь из этого гимна? - поинтересовалась Эйприл, слушая все с большим увлечением, поставив локти на стол, и руками подперев голову.
- Попробую, - голос профессора был торжественен. – «Ты установил ход времени, чтобы вновь и вновь рождалось сотворенное тобою, - установил зиму, чтобы охладить пашни свои... Ты создал далекое небо, чтобы восходить на нем, чтобы видеть все, сотворенное тобой. Ты единственный, ты восходишь в образе своем, Атон живой, сияющий и блестящий, далекий и близкий! Из тебя, единого, творишь ты миллионы образов своих. Города и селения, поля и дороги и река созерцают тебя, каждое око устремлено к тебе...»
- Ваши подозрения, профессор, что мумия, которая находится в этом саркофаге, не подвергалась бальзамированию, подтвердились, - сказал Донателло с грустью во взгляде.
- Я вижу, - улыбнулся профессор Брэдли, - я не очень-то развеселил вас. А что, если мы возьмем саркофаг с собой, ведь если доктору Адамсу удастся оживить мумию, то, кто знает, что она сможет нам рассказать еще!
- А все же, кто убил Мересу? - спросил Леонардо.
- В тексте говорится, что нож вложил в руки девушки бог Амон, - с подозрением произнесла Эйприл.
- Похоже, что этот Яхмесу был не совсем искренен в своем признании. Что-то он скрыл, - вслух соображал Донателло.
- Кто же убил тебя, Мересу? - обратился Рафаэль к стоящему рядом с ним саркофагу.
- Жди, он сейчас назовет имя убийцы, - засмеялся Микеланджело, но, увидев, как на него посмотрел Донателло, добавил: - Молчу.
- Тогда зачем нужно было писать два текста? - недоумевал Леонардо.
- Это очень просто объясняется, - отозвалась Эйприл, - один для фараона, а другой для его врагов. Если помните, фараон велел похоронить его любимого друга, как фараона в специально построенной для него гробнице.
- Это значит, что саркофаг наполнили драгоценностями, сверху положили фуляр с папирусом, закрыли и замуровали в гробнице, чтобы Эхнатон ничего не заподозрил, - рассуждал Донателло, - а саркофаг с телом Мересу...
- ...мы отвоевали у призраков и принесли сюда, - продолжил Микеланджело. - Невероятное совпадение!
- Невероятное совпадение, - тихо повторила Эйприл, задумавшись.
- Как видите, в жизни все случается, - подытожил профессор Брэдли. - И я не удивлюсь, если завтра в пустыне вы не увидите странных призраков.
Рафаэль вздрогнул. Он вспомнил Бентреш, его сердце сильно застучало. Сжимая в кулаке ее браслет, он решил никому не говорить о нем. «Пусть это останется тайной», - подумал Рафаэль, обводя всех недоверчивым взглядом.
- Профессор, кажется, мы забыли про сокровища, которые у вас похитили, - подхватился Леонардо, - ведь мы должны выяснить где они.
- Я об этом уже думал, - спокойно ответил профессор.
- И что же, - не унимался Леонардо, стоя возле стола.
- Мы должны найти Гуссейна, думаю, он нам поможет. Но прошло столько лет, мы не переписывались, поэтому я даже не представляю: где его можно найти, - на лице профессора отразилось сомнение.
- Главное, не отчаиваться, - подмигнула ему Эйприл, - ведь нам удавалось и не такое! А теперь настала пора видеть сны.
Черепашки быстро уснули, разлегшись на своих спальных мешках. Эйприл лежала с закрытыми глазами, надеясь, что тоже сможет хорошенько выспаться.
Профессор Брэдли вышел из палатки прогуляться. Он был рад тому, что многолетние его исследования успешно продвигаются, и даже близятся к своему завершению, был рад что жизнь прожита не зря, если это смогло всерьез кого-то заинтересовать. Чувство удовлетворенности придавало сил, и профессор считал себя в эти минуты счастливым человеком.
Глава 22. Второй сон Рафаэля
Открылась дверь, и Рафаэль вошел в большую светлую комнату с высоким потолком. Мебель поразила его внешним великолепием и изысканностью форм. «Очевидно, - подумалось ему, - я нахожусь в музее».
Он увидел возле узкого длинного окна с округлым завершением очень приятного человека, который сидел на диванчике с высокими резными ножками, сделанными в виде дуг. Лицо человека было утонченным, словно выточенным искусным мастером. Рафаэлю оно показалось спокойным и приветливым, а взгляд умным и одухотворенным.
На голове человека был легкий берет, из-под которого почти до плеч спадали прядями темные волосы.
На нем был свободный темный блузон, перехваченный на талии поясом. Ноги облегали мужские рейтузы.
Легкий ветерок из приоткрытого окна подхватил его волосы, точно играя, и бросил, а свободную материю блузона собрал в мягкие складки.
Рафаэль подходил к нему медленно, боясь нарушить какую-то особенную ауру, которая от него исходила. Человек был гармоничен и исполнен грации.
- Кто вы? - спросил Рафаэль.
- Ты не узнал меня? - человек несколько удивленно приподнял брови и в ожидании ответа посмотрел на черепашку.
- Не-ет.
- Художник эпохи Возрождения - Рафаэль Санти. Что же ты не спросишь меня: почему я явился к тебе во сне?
- Да, почему? - Рафаэлю-черепашке показалось, что голос его дрожит, а оттого холодноват в своем эмоциональном выражении.
- Не вижу, чтобы ты был как-то удивлен, - сказал художник.
- Разве во сне стоит чему-нибудь удивляться?
- Может, и так. Я подумал, что тебе было бы полезно узнать кое-что обо мне.
- А я и так кое-что знаю, - похвалился Рафаэль-черепашка.
- Что, например?
- Мы с друзьями-черепашками ходили в музей...
- Понятно-понятно, ты видел мои картины, - перебил его Рафаэль-художник. - Любопытно, что ты о них думаешь?
- Они великолепны.
- И все?
- На них изображены такие красивые женщины...
- В каких, например?
- Ну, - черепашка задумался, - «Мадонна среди зелени», «Мадонна Конестабиле», «Прекрасная садовница» и, конечно же, «Сикстинская мадонна».
- Мне приятно, признаюсь, слышать это. Значит, мои картины живут после меня своей жизнью, - с гордостью произнес художник. - Мне тридцать семь лет, а моим картинам - столетия.