Рядом с шатром села гигантская летающая кастрюля грузового звездолёта. Она была величиной с семиэтажное здание, а на крышке можно было устраивать велосипедные гонки по кругу. Звездолёт после выгрузки цирка автоматически поднялся на орбиту искусственного спутника Земли и в режиме невидимости дожидался там сигнала Кроббина. Его никто не заметил, и он никому не мешал. Орбита — это довольно удобное место для парковки транспорта. Только один раз невидимый корабль, уворачиваясь от спутника-шпиона, случайно сбил антенну на каком-то спутнике связи. Из-за этой случайности жители Люксембурга и Монако не смогли увидеть финал соревнований по фристайлу в Канаде.
Как только на корабле услышали знакомый сигнал на приземление, он немедленно покинул орбиту и опустился на пустырь в Нью-Йорке. Сигнал подал прибор Кроббина, который, как можно было заметить, умел очень многое.
Кроббин, в свою очередь, решил сняться с места потому, что его встревожили два утренних визита. Он понял, что Земля — довольно странное место, где много непонятных правил, которые надо выполнять. Кроме того, люди здесь беспокоятся друг о друге, поэтому могут поднять большой скандал из-за нескольких зрителей, превращённых в кроликов. Кроббин решил собрать вещички и отсидеться некоторое время в каком-нибудь тихом месте, пока не уляжется шум в связи с пропажей зрителей, полицейского и чиновника из мэрии.
Можно было, конечно, вообще улететь с этой планеты, но Кроббина заинтересовала Земля. Во-первых, цирк пользовался здесь успехом. Каждое представление собирало полный зрительный зал. Билеты были проданы на неделю вперёд, и Кроббин ухмылялся, представляя себе, как удивится обманутая публика, когда шапито не окажется на месте. То-то заплачут дети, которым обещали весёлое представление, затопают ногами на родителей. Кроббину были по сердцу такие сцены.
Но была и более важная причина для того, чтобы не торопиться улетать с этой планеты. Кроббин обратил внимание на то, как ярко загорается его кристалл во время представлений, когда публика пугается чего-нибудь. Оказалось, что у жителей этой захолустной планеты есть очень редкое для Галактики качество — они обладают сочувствием к чужой боли и чужим неприятностям. Стоило упасть артисту или удаву схватить свою жертву, как весь зал вздрагивал и ойкал, особенно дети. Энергия испуга впитывалась в голубой кристалл, и он загорался жгучим глубоким светом. Обычно эту энергию излучал только тот человек, который попался удаву или был превращен в кролика. Но даже этой энергии с лихвой хватало на то, чтобы магические силы Кроббина росли. Зрители большинства планет смотрели на такие сцены в цирке со сдержанным интересом, но ничуть не пугались за чужую жизнь. С другой стороны, на высокоразвитых планетах, где жители умели сочувствовать друг другу, таких магов с Арктура, как Кроббин, не пускали даже на орбиту, зная их зловредность.
За несколько представлений в Нью-Йорке в кристалле Кроббина скопилось больше силы, чем за сотни представлений на какой-нибудь планете червей-рудокопов или попугаев-пересмешников. Подумать только, как одновременно тысячи зрителей опасались за жизнь какого-нибудь летающего гимнаста! Да, этой планетой следовало заняться всерьёз, и у Кроббина возникло несколько стоящих мыслей.
По этим причинам хозяин цирка маг и волшебник Кроббин дал распоряжение погрузиться на корабль и собирался найти на планете уютный уголок, где его никто не потревожит.
Оборудование было готово к погрузке. Крышка летающей кастрюли откинулась, и показалась огромная лапа погрузчика. Она взяла за макушку главную штангу шатра, огромный купол шапито сложился, как зонтик, и был уложен на своё место на корабле. Затем пришел черёд ящиков и клеток. Одновременно открылись пассажирские люки, и началась посадка артистов и работников цирка.
Черепашки с восторгом наблюдали за работой гигантского погрузчика межзвёздного цирковоза.
— Эх, в Голливуде бы всё отдали за один день съемок такого корабля! – сказал неравнодушный к кино Дон.
— Да, могу себе представить, какой там компьютер, — поддержал его Лео.
— Могли бы придумать какой-нибудь другой способ упаковывать кентавров, — проворчал Раф, потирая голень, по которой ему ударил копытом нервный человеко-конь.
— Посторонись! — крикнул Мик, волоча большой горшок, из которого рос на двойном стебле кот-цветок.
От его крика цветок испуганно прижал уши с кисточками. Сверху над ними пролетела Соли, показывая Мику дорогу. Погрузка близилась к концу.
— Черепашки, марш в звездолёт! — скомандовал Дон, и все они отправились вслед за Миком и Соли к ближайшему люку.
***
Когда Эйприл и Кейси прибежали на место, где ещё вчера шумел и сиял огнями цирк-шапито, было уже поздно. Пустырь снова стал обычным пустырём. Где-то далеко в небе слышался шум работающих двигателей космического корабля. Эйприл проводила взглядом падающую звёздочку. Космолёт включил режим невидимости, и звёздочка погасла.
Кейси перевернул ногой пустой ящик с наклейкой: «КОМБИКОРМ ХРУМ-ХРУМ. ТОЛЬКО ДЛЯ КЕНТАВРОВ. СДЕЛАНО НА БЕТЕЛЬГЕЙЗЕ».
— Похоже, мы опоздали, — сказал он.
— Пусть только попробуют не вернуться! — Эйприл погрозила в небо кулачком. — Я им уши поотрываю и выброшу в мусорное ведро.
— У черепашек нет ушей, — рассудительно заметил Кейси, но тут же смолк, увидев слёзы на глазах Эйприл.
Глава 7. Островок в океане
В кают-компании было тесно и шумно. Перелёт обещал быть недолгим, поэтому артисты не расходились по своим каютам. Корабль плавно летел на километровой высоте вдоль побережья. Благодаря включённым антигравитационным двигателям и защитным силовым полям никакой болтанки и перегрузки не чувствовалось. Черепашки прилипли к иллюминаторам. Внизу проплывала панорама ночного Нью-Йорка с огнями, небоскребами, автострадами, походившими на огненные реки, по которым плывут в обе стороны тысячи светлячков — фары автомобилей.
Звездолёт на несколько минут завис на одном месте, потом резко набрал высоту, хотя никто этого не почувствовал, а затем взял курс в сторону моря. Теперь внизу была видна только морская гладь с редкими искорками-кораблями. Черепашкам сразу стало скучно, и они сели к столу.
В это время Соли что-то считала, загибая пальчики на руке, а затем нажала на кнопки в стенном автомате. Через несколько секунд на подносе оказалось семь чашек горячего какао и пять с половиной земляничных пирожных. К тому же в двух чашках какао было только по половинке. Такое странное количество порций объяснялась очень просто. Четыре полных чашки и четыре пирожных были предназначены для черепашек. Одна чашка и половинка пирожного были для Соли, ей нельзя есть много мучного, чтобы не растолстеть и не потерять лётных качеств. Две половинки какао и половина пирожного достались клоуну Полюсу. Его головы постоянно ссорились из-за того, чья очередь есть. Это был очень трудный вопрос для Белого и Рыжего. Обе головы любили чем-нибудь полакомиться. Но ведь всё съеденное шло в общий живот, и если Рыжий плотно позавтракал, пока Белый спал, то второй просыпался сытым и лишался удовольствия, получаемого от еды. Поэтому обе головы бдительно следили друг за другом и требовали делёжки по справедливости. Правда, Рыжий всё равно мухлевал, из-за этого Полюс толстел. Иногда головы садились на строгую диету, но всегда получалось так, что Белый голодал, а Рыжий то потихоньку начинал что-нибудь жевать, то неожиданно хватал первую попавшуюся пищу и заталкивал в рот. Такое поведение нередко заканчивалось ссорой и даже подзатыльниками.
— Прошу к столу, — позвала всех Соли.
— Вот и хорошо, — сказал Раф, принимаясь за пирожное, — а то мы упустили сегодня пирог, который испекла Эйприл.
Черепашки с аппетитом принялись ужинать. Соли ложечкой сняла крем со своего кусочка и поднесла его к странному растению, которое стояло рядом в горшке. Пушистый шар с треугольными ушами высунул розовый язычок и слизнул угощение.