Из барокамеры откачали криоген и наполнили ее кислородной смесью. Человек чихнул, проснулся и сел, оторопело озираясь, потом ощупал свое тело и попытался встать.
Полицейские, плотной стеной окружившие экран, заворчали за спиной у девушки. В глубине души Лили понимала, вид голого мужчины - не для глаз юной девушки, но попробовал бы кто об этом сейчас заикнуться.
- Лили! - окликнул ее кто-то с соседнего кресла. - Ты не находишь, что его волосатые ноги отвратительны!
- Не более, чем твое идиотское галифе! - с ехидством отрезала Лили.
Но надменный пронзительный взгляд узких черных глаз размороженного ей действительно не понравился.
Давние времена, из которых пришел к ним размороженный преступник, в воображении девушки были окутаны тайной и романтикой.
То, что начиналось сейчас, было совершенно неинтересным. Старый-престарый устав, принятый еще тогда, когда Лили не было на свете, четко определял, что и как должен отвечать человек, чтобы приобрести код личности и соответствовать статусу «гражданин-абсолют».
Лили также в свое время прошла эту дурацкую процедуру: члены комиссии не сводили глаз с ее стройных ножек.
Глава 3. Замороженное сознание
Сознание возвращалось с трудом. Мозг, на миг вырвавшийся из небытия, с удивлением обнаружил полное отсутствие тела. Существовать вне привычной оболочке было странно и интересно. Мозг прислушивался к ощущениям.
Казалось, что вокруг - вселенская пустота. Чуть-чуть позднее пришло ощущение скованности и неудобного положения. Мозг заворочался, как зверь в чужой тесной берлоге, и человек окончательно проснулся.
Вначале не было ничего. Потом возникло чувство беспомощности, подобное тому, какое мучает человека, провалившегося в полынью...
Женщина у окна, перебирающая нотные листы, ветер треплет гардины, персиковая ветвь стучит по подоконнику, мохнатые бело-розовые грозди цветов с дурманящим запахом, солнце отражается в черном лаке поднятой крышки рояля...
Воспоминания были реалистичными, но совершенно чужими...
Мужчина средних лет в длиннополом плаще и шляпе с обвисшими краями крадется вдоль решетчатой ограды коттеджа. На втором этаже угадывается свет включенного телевизора.
Дождь заглушает скрежет подбираемого ключа из тяжелой связки. Внезапно из темноты сада бросается маленькая тварь. Тигровый бульдог в броске впивается пришельцу в горло, и оба катятся по дороге, а гравий шуршит.
Это видение понравилось больше.
Потом что-то сломалось, как в детском кинопроекторе. Пришло ощущение холода. Тело стало ломким и хрупким, как ледок на осенней лужице. Но тут ослепила вспышка молнии, ударила снова...
В глубоком и туманном прошлом наверняка существовал мир совсем не похожий на тот, в котором мозг ощущал себя теперь.
Здесь не было ничего кроме ватной тишины и напряженного покоя. Здесь не было ни культуры, ни промышленности, ничего что придавало бы смысл понятию «цивилизация».
Были только смутные и скудные зачатки знаний о «государстве», «нации».
Мозг запутался в неразрешимой дилемме и впал в смутное беспамятство.
Но тревожные тени и во сне беспокоили человека. Лицо искажала то гримаса гнева, то недоумение и обида.
Лоб не раз наморщился, сдвинулись угрюмо брови. Изо рта время от времени вырывался крик боли, но все это - видение, не более, потому что тело находилось во льду, оно само превратилось в лед и могло разбиться на тысячи мелких осколков, как хрустальный бокал, нечаянно скинутый со стола.
И так на протяжении многих лет.
Тело сквозь лед казалось гипсовой куклой с нелепо разбросанными в стороны конечностями и неестественно вывернутой шеей.
По идее создателей установки мозг, заключенный в замороженную плоть, тоже должен был заледенеть. Но задуманное порой не исполняется. Преступники, заключенные в прозрачные цилиндры, лишь извне выглядели ледяными куклами.
Приборы отмечали отсутствие сердечного ритма, сжатые легкие не расправлялись. Осужденных можно было разбить как кусок стекла, но мозг умудрился уцелеть даже в таких необычных для него условиях.
Если бы об этом знало общество, сколько бы звонков, какой шквал возмущенных писем обрушились бы на ученых: криогенная тюрьма - акт милосердия, твердили пресса, радио и телевидение. Но каким кошмаром на самом деле оказалось существование мозга, лишенного насильственным путем привычного функционирования.
Общество, лозунгом и догмой которого стало милосердие, пусть невольно, придумало пытку, до которой не додумались бы все дьяволы вселенной. Нет ничего страшнее такого черно-белого кино: твою жизнь, расчленяя и произвольно тасуя события и факты, раз за разом прокручивают перед тобой. А ты бессилен даже умереть.
Мозг пытался приспособиться к новым условиям, но это удалось лишь тем, кто и в реальности жил в отвлеченном мире, придуманном им же самим.
Странные фантазии и невероятные видения уже при жизни отделяли творческие натуры от обычных людей. Но как ни странно, жертва, беспомощно скрючившаяся в ледяной колыбели, была связана с реальностью каждой клеткой, каждым нервом.
И мозг бесился от сознания, что ничего нельзя изменить. А хотелось действовать, хотелось вздохнуть полной грудью. Тело было схвачено льдом и мозг, от нечего делать, возвращал события вспять. Когда это было? 10, 20, 70 лет назад? Все это не имело значения. Мозг в бездне безвременья нащупывал своего владельца и клещом вцеплялся в его «я».
Глава 4. Испытание на моральную зрелость
Первое, что пришло Шредеру на ум: криогенная установка не сработала и его вытаскивают, чтобы прибегнуть к какой-нибудь менее современной казни.
Даже люди за стеклом показались ему теми же самыми: мощные ребята в белых комбинезонах. Шредер лежал абсолютно голый на холодном металлическом столе. Кожа его посинела, челюсть колотилась в лихорадочном ознобе. Он с трудом сплюнул и выдрал из волос еще не растаявшую сосульку.
Дверь барокамеры скользнула в сторону.
- Привет, ребята! - с трудом прохрипел Шредер невозмутимым инженерам.
Но ребята, не обращая никакого внимания на его слова, схватили Шредера, натянули на него какой-то белый балахон и швырнули в высокое металлическое кресло на колесиках.
- Поосторожнее, герои! Не то я... - Шредер попытался напрячь мышцы, но за долгие годы, которые прошли без малейшего движения, они настолько ослабли, что почти не слушались его. Да и тело не успело еще прогреться окончательно.
Руки Шредера автоматически пристегнулись к подлокотникам широкими металлическими наручниками. Точно так же защелкнулись и его ноги.
Крепление было настолько прочное, что Шредер не мог и пальцами пошевелить.
- Эй, я так не играю! - попытался пошутить сдавшийся Шредер.
Ребята в белых комбинезонах зашушукались. Язык был явно английский, но с весьма заметным и совершенно незнакомым акцентом.
- Меня что, похитили иностранные шпионы? - снова пошутил Шредер, пытаясь наладить контакт с окружающими его людьми.
Ему никто не ответил - на него просто не обращали внимания.
- Эй, вы что думаете, мне приятно болтать языком, когда рядом безмолвные статуи? - Шредер повертел головой и холодная дрожь пробежала по его телу: в помещении явно экономили на обогреве.
Шредер попытался схватить зубами руку одного из инженеров, который занимался тем, что снимал с его висков металлические датчики-анализаторы. Человек тут же отдернул руку. Но короткого - на долю секунды - прикосновения к его коже хватило, чтобы вызвать дрожь: даже труп был бы теплее, чем этот истукан в белом комбинезоне.
Шредер усмехнулся и почувствовал, как в груди его собирается тугой кулак - предзнаменование хорошей драки.
Кисти его рук сжались, но тут сзади что-то заскрипело и задребезжало.