Мaдepы же наоборот, были неугомонные и неусидчивые. Постоянно носились на своих жутких черных мотоциклах, оглушая своды подземелий ревом мощных моторов. Они никогда не сидели на месте, временами на месяцы исчезая в бесчисленных подземных лабиринтах, а когда возвращались, приносили с собой диковинные штуки, невиданных мутантов-животных и новые болезни.
Моррисон никак не мог забыть страшную эпидемию, когда зараза перекинулась и на их городок. У болезни не было внешних признаков. Просто человек замыкался в себе, скучнел, надолго задумываясь. А потом его находили мертвым: больной просто совершал самоубийство. И не было спасения от этой заразы. Лишь немногие уцелели из тех, кто не убежал из города, кто не прятался в нижних уровнях и подземных гротах.
Моррисон и сейчас вздрагивал при воспоминании о болезни. Он поддался таинственному вирусу одним из последних, стараясь по возможности, хотя бы для сна, сгонять уцелевших в одно место. Долгими часами, шатаясь, с красными воспаленными глазами, бродил среди спящих, сторожа их. Но к утру один, а то и двое исчезали, чтобы умереть.
Вирус смерти, как окрестили хипперы болезнь, бесчинствовал всего неделю. Моррисон заразился на исходе седьмого дня.
Вначале его давило смутное беспокойство, словно забыл он о чем-то очень важном, потом стало жаль себя, своих родителей. Моррисон с брезгливостью смотрел на ущербные лица вокруг, на грязное тряпье. Кислый запах капусты, смешанный с запахами неопрятного человеческого жилья, бил в ноздри.
Особенно отвратительны были люди. Ему хотелось чего-то необыкновенного, чего в природе не бывает.
Моррисон отступил из собравшегося у костра круга - резиновая шина нещадно чадила. Напевающие древнюю песенку пьяные голоса будто пилой пилили натянутые нервы. Моррисон шел не оглядываясь, пока не свалился.
И тут он понял, что выход из этого тупика был совсем рядом, стоило только щелкнуть кнопкой ножа с выкидным лезвием. Немного боли - и впереди засияет свет.
Моррисон размахнулся и вонзил лезвие себе в живот. И перед ним возникло чудо: в сияющем ореоле к нему склонилось юное девичье лицо. Разметавшиеся кудри словно живые, трепетали на ветру. Вишневые губы шептали что-то неразборчивое, как шелест лесного ручья.
Но слушать слова не было нужды. Так на грани смерти, в жизнь Моррисона и вошла Кристина. Ничего чудесного, а тем более сверхъестественного в дочери старого мадера, не было.
Девушка была хитра и бесстыжа даже в понятии хипперов. Ее руку не раз ловили в чужом драном кармане и даже время от времени били за это. Но всегда прощали за незлобливость и веселый нрав.
Даже в самые черные минуты беспросветной тоски присутствие этой жизнерадостной девушки свежим сквозняком приносило желание свободы и жизни.
Вот и сейчас, забыв о мимолетном беспокойстве, Кристина беспечно грызла шоколадку, откусывая огромные куски.
Глава 12. Крах
Когда Шредер пришел в себя, он с трудом вспомнил свое имя. Волосы слиплись от запекшейся крови. Ссадины горели на лице.
Полковник кое-как продрал глаза.
- Ну, пришли в себя, мистер Шредер? - Стив Мендер был в длиннополом халате и покуривал тонкую сигаретку.
Толстые ковры скрадывали звуки, лишь тихонько наигрывала скрипка где-то вдали.
- Решили меня надуть? - Стив стряхнул пепел прямо под ноги. - Напрасно.
Несмотря на роскошь обстановки и кажущийся простор угадывалось: апартаменты находятся глубоко под землей.
Стены, украшенные картинами в тяжелых рамах, отливали легким металлическим блеском. Шредер треснул кулаком прямо перед собой и услышал глухой звон: пол тоже был из металла.
- Крыса в бункере! - ухмыльнулся про себя полковник.
Светильники, стилизованные под старину, наполняли пространство холодным светом. Шредеру до безумия захотелось вырваться из этого подземелья. Захотелось в шумные толпы, к обычным людям, которые в свое время были для него лишь игрушками.
Он подозревал, что кругом, на многие километры, тянутся подземные коридоры, что далеко в глубь уходят стальные ниши и гроты. А он один на один с маньяком-правителем.
Шредер привык не оглядываться назад, не пересчитывать оставшихся друзей, не обращать внимания на своих врагов. Но теперь собачья тоска терзала его черную душу железными когтями. Судорога передернула тело полковника и он скрючился - его тошнило. Однако испачкать чужие ковры было для него ниже собственного достоинства. Поэтому Шредер стиснул зубы и сдержался.
Мысленно он рисовал себе лица тех, с кем бы ему хотелось встретиться и поговорить. Эти мысли были непривычными для него. Они пришли откуда-то из далекой, давно забытой юности. Думать о прошлом было куда приятнее, чем чувствовать себя в лапах мистера Мендера.
- Кто вы такой? - наконец выдавил из себя Шредер.
Стив Mендep поиграл сигаретой, рисуя на подлокотнике кресла какие-то фигуры; на ворсистой ткани оставался черный след, вокруг разливался запах горелой шерсти.
Мендер раздумывал: стоит ли хоть кому-то в мире знать, кто такой тот улыбающийся на календаре и плакатах мистер Стив Мендер.
- Я - последний из бессмертных! - начал Стив, вдавливая окурок в пушистый ворс ковра. - Нас - десять. Вы правы, что отказались от власти, которую предлагал вам я. Скажу даже больше, вы были правы и в том, что примкнули к мадерам. Ведь все это - хлам. Виноват в этом только я, потому что не сказал вам самого главного. Сейчас я открою вам свой последний козырь. Я предлагаю вам вечную жизнь! - и Мендер театрально указал рукой куда-то в потолок.
Шредер вытянул трубочкой губы: предложение было фантастическим, но чем черт не шутит... Представить себе только десятилетия, столетия, тысячелетия жизни!
Мендер ждал, методично прожигая кресло сигаретами. Сейчас он вспоминал то, о чем старался не думать долгие годы.
Да, действительно их было десять добровольцев, клюнувших на сенсацию. Открытие полусумасшедшего генетика, лохматого ученого - Бакстера. Веселое было время, тогда любой сумасшедший мог прослыть гением лишь потому, что не был похож на остальных, жирных и самодовольных представителей человечества.
Так вот, опыт этого шизофреника по регенерации клеток неожиданно удался. Подозревали, что это было неожиданно и для него самого. Психа тогда публично осмеяли, а их, десятерых подопытных кроликов, быстренько рассовали по всему миру, придумав им других родителей и другую биографию. И оставили под ненавязчивым надзором.
Генетик молчал о формуле синтеза как скала, хотя, вероятнее всего, он придумал отговорку для человечества, что находится в полубеспамятном состоянии, - когда не вспомнишь и собственного имени.
Мендер и не заметил, что постепенно стал говорить вслух. Что-то, возможно, проникновенность в его голосе, встряхнуло Шредера.
Неожиданно ему стало жаль старого усталого монстра, который, забившись в пещеру, не может даже по своему желанию сдохнуть.
Мысли эти были сумбурные, но Шредер с удивлением поймал себя на том, что все чаще и чаще стал поддаваться эмоциям.
- А сколько я буду жить? - почти клюнул он.
Мендер попытался вспомнить. В его памяти проходили годы и годы, люди, события, отразившиеся в мировой истории и события, о которых знал лишь он сам.
С трудом напрягая память, он даже вспомнил, что до того как стал носить имя Стива Мендера, у него были дети.
Это было ужасно, ведь он даже не мог попытаться найти их, потому что не посмел бы объяснить своему стареющему отпрыску, почему тот дряхлеет быстрее своего родителя.
И Мендер колесил по всему свету до тех пор, пока свет существовал.
- Долго... - эхом отозвался на вопрос Шредера старик. - Но сначала - убей Моррисона!
- Ну, а этот Моррисон, он тоже бессмертный?
- Моррисон? Нет! Еще со студенческих лет он был трусом и хлюпиком. Когда газеты затрубили о смелых, его-то и в городе не было. Торчал на ферме у своих родителей.
Шредер, потирая руками вспухший затылок, несмотря на невыносимую головную боль, попытался соображать.