— Позвольте ознакомиться с сутью работ, товарищ начальник, — равнодушно отнесясь к бытовым вопросам, чеканя слова, произнес капитан.
— Ну, зачем так официально! Зовите меня просто Саша. Нам предстоит вместе пройти немалый путь.
— Так точно, товарищ начальник лаборатории! Поскольку вы возложили на меня роль представителя Армии и основного критика, разрешите придерживаться уставных норм обращения во время исполнения служебных обязанностей. И критиковать без панибратства.
— Как вам будет угодно, — сдержанно сказал Саша, и, предложив Валентину Павловичу ввести капитана Гончарова в курс дела, ушел на завод, где выпускали артиллерийские орудия среднего калибра.
Так был укомплектован на первое время личный состав лаборатории. Рабочий день кончался и, не заходя в тесную комнату, где он оставил своих соратников, Саша отправился домой, вернее, в квартиру Александра Яковлевича Шефера, где, в ожидании получения квартиры, жил вместе с Инной.
Инна, выйдя ему навстречу, ждала его в аллее. Она сразу заметила угнетенное состояние Саши.
— Что с тобой? Что-нибудь случилось?
— Пока ничего, кроме прибытия к нам военного помощника с уставным солдафонством вместо увлеченности предстоящей работой.
— Он не понравился тебе?
— Да нет. Думаю, что ему не понравилась наша задача.
— Он тебе сказал об этом?
— Я просто почувствовал. Хотя сам возложил на него роль критика. Мне не хотелось делиться с ним самым своим сокровенным. Пусть Валентин введет его в курс дела.
— Вот и хорошо. Свой критик лучше критика чужого, злого. Пойдем, пока папа еще не пришел, посмотрим наш дом, где будем жить.
Молодые Званцевы через пять минут ходьбы между соснами подошли к дому номер один по улице Ударников. Поднялись на второй этаж. Здесь в двадцать седьмой квартире все было сделано для удобства Большого изобретателя, каким считал Званцева в Подлипках простой народ, совершенно не представляя, что он изобрел.
А у Званцева, неведомо почему, кошки на сердце скребли. Инна же по-детски радовалась, что к нормальной трехкомнатной квартире, как у Шеферов, где две комнаты были отданы детям, Борису и Инне, а родители размещались в большой общей комнате с роялем, здесь к большой комнате была присоединена такая же из соседнего подъезда, где Гончарову были оставлены две, достаточные ему, холостяку, комнаты.
В добавленной комнате выгородили ванную, оставив колонку для горячей воды на кухне, где в других стандартных домах помещали и ванну.
— Здесь будет наша спальня, — радостно говорила Инна, — комната против входа — для твоих родителей.
— Да, они согласились приехать жить к нам.
— А рядом — твой кабинет. Потом, когда появится пупс, ты уступишь его под детскую.
Саша только промычал в ответ.
— Балкон у нас двойной. Вторая половина отошла нам вместе с комнатой. Там будет много цветов и место для коляски малыша.
— Все будет чудесно! — согласился Саша. — Пора идти. Нас ждут, — и они пошли, взявшись за руки Саша Званцев открыл дверь с надписью: «Не входи!» и увидел, что Гончаров и Васильев уже на месте.
— Здравия желаю, товарищ начальник лаборатории! — по-военному приветствовал Званцева капитан Гончаров.
— Здравствуйте, Герасим Иванович. Привет, Валя, — мягко поздоровался Саша и сел за стол.
— Разрешите обратиться, товарищ начальник лаборатории?
— Пожалуйста, Герасим Иванович. Давайте упростим рабочую форму общения.
— Как прикажете, товарищ начальник лаборатории.
Званцев поморщился:
— Меня зовут Александром Петровичем. Если не хотите звать Сашей.
— Не могу, товарищ Званцев. Субординация. А у меня особое мнение.
— У вас и должно быть особое мнение. Ваша задача — критиковать, а наша — учитывать критику.
— Если это окажется возможным.
— Невозможно только не выполнить нашу задачу и опустить руки. Выкладывайте ваши возражения.