В раздражении он не мог взяться ни за какую работу, неохотно разговаривал даже с главным соратником, академиком, как и он, Львом Давидовичем Ландау, отослал безо всякого поручения референта Олега Николаевича Писаржевского, но вскоре вернул его, чтобы посоветоваться по необычному для ученых-физиков вопросу:
— Вот вы — писатель. Звонил Иоффе, настаивает, чтобы я принял участие в конкурсе научно-фантастических сценариев. Что вы скажете, стоит ли?
— Конечно, стоит, Петр Леонидович. Любая ваша работа — фантастика.
— Нет! Работы мои — для научных рефератов, а не для экрана. Пусть экранизируют «Гиперболоид инженера Гарина» Алексея Николаевича Толстого. Как инженер, он прекрасно понимал, что прожигающие лучи фокусируются не гиперболоидом, а параболоидом.
— Мне кажется, — возразил Писаржевский, — что Толстой намеренно допустил эту неточность, намекая гиперболой в названии романа на его преувеличение, гиперболичность. Главным своим достижением, как он мне говорил, он считал предсказание им фашизма.
— А что, если я тоже допущу гиперболу такую, как потрясение капиталистических основ обесцениванием на их биржах ценностей, скажем, появлением на рынке искусственных алмазов и бриллиантов, полученных неким нашим ученым в лабораторных условиях?
— Прекрасный замысел, Петр Леонидович. Я присудил бы вам премию.
— Премия — черт с ней! Мне, сидя взаперти, надо отвлечься. Ни к чему руки не лежат. Ладно, напишу для смеха такое графоманское произведение, а вы отошлите и проследите.
— Будет сделано, Петр Леонидович, — заверил Писаржевский.
Спустя неделю Капица снова пригласил помощника и передал ему рукопись:
— Вот — набодал, по вашему совету, посмотрите, перепечатайте и отошлите.
— Будет сделано, Петр Леонидович, — отчеканил Писаржевский, снимая трубку зазвонившего телефона. — Институт физических проблем, кабинет академика Капицы. Здравствуйте, Абрам Федорович. Вы из Ленинграда? Передаю трубку Петру Леонидовичу.
На этот раз академик Иоффе позвонил по поводу Званцева, полного всяческих идей, и просил проконсультировать его.
— Я выполнил ваше предыдущее пожелание о научно-фантастическом сценарии, выполню и это. Пусть приходит.
— Кстати, он ваш конкурент по киноконкурсу.
— Очень любопытно, — сказал Капица прощаясь, и обратился к Писаржевскому: — Явится некий инженер Званцев, проведите его ко мне.
— Будет сделано, — четко, как всегда, ответил Писаржевский.
И через два дня ввел в кабинет академика Сашу Званцева, вернувшегося из Харькова.
— Рыбак рыбака видит издалека, — шутливо встретил его Капица. — Вы такой же фантазер, как и я. Мне про вас академик Иоффе говорил.
— Что вы, Петр Леонидович. — Я не волшебник, я только учусь.
— Знаем мы вас, как вы в шашки играете, — цитируя Гоголя, произнес в тон посетителю Петр Леонидович Капица.
— Только в шахматы, если пожелаете.
— Не умудрил Господь, — покачал головой академик. — Вы чем, гелием интересуетесь? Пойдемте, покажу, — предложил академик Саше.
Он провел гостя в лабораторию двух уровней и показал компактную машину в металлическом кожухе.
— Все приписываемые мне чудеса заключены в этом простейшем устройстве — турбодетандере, в котором гелий сжимается до многих атмосфер. Выпускаемый в большое пространство, при расширении он охлаждается, становясь жидким. Вот смотрите, я включаю турбодстандер и впускаю в него из баллона газ гелий, а вот из этой трубочки стекает жидкость. Видите? Это тоже гелий, только уже жидкий. Вот мы сейчас нацедим его в сосуд, и я покажу вам фокус.
Как зачарованный смотрел Званцев на заполнявшуюся емкость. Академик, как заправский фокусник, засучил рукав выше локтя и, к ужасу Званцева, опустил руку в жидкость с температурой близкой к абсолютному нулю.
— Что вы делаете! — воскликнул Званцев.
— Доказываю безвредность такой операции. При соприкосновении кожи с жидким гелием вокруг нее мгновенно образуется газообразный слой, служащий прекрасной теплоизоляцией, — невозмутимо произнес Капица, вынимая совершенно сухую руку и спуская рукав.
— Я на двери своей лаборатории вывесил объявление: «Не входи!», хотя смотреть в моей «невходишке» было нечего, — сказал Званцев. — Вам же следует объявить, что нервным особам вход сюда запрещен.
— Нервным и дуракам, — смеясь, дополнил академик. — Если интересуетесь жидким гелием, то я обнаружил в нем свойство сверхтекучести — через любую трещинку, озорник, выльется, имейте в виду. Емкости должны быть безупречными.