— «Теперь для опасности» с бумагоделательным цехом повозишься, нашим проектным отделом заведуя. Томичу-инженеру восемьсот эр по полнолуниям.
Званцев выбрал место в центре первого ряда, взяв себе обычную чертежную доску, чтоб чертить самому, а выданный ему письменный стол поставил рядом, чтобы просматривать на нем работы подчиненных. При этом сам он развернулся лицом к чертежному залу, где все доски поставил под углом, чтобы видеть, кто и чем занимается.
Поначалу это не всем понравилось, и бывший заведующий «граф» Хвостов был подослан к новому начальнику, чтобы выяснить, на что тот способен, кроме перестройки чертежных рядов и роли надсмотрщика.
Но цели своей — резкого повышения дисциплины, прекращения занятий посторонними делами и чужими, «левыми» чертежами — Званцев мгновенно добился.
Александр Иванович Мишарин прогуливался между обновленными рядами своей армии и тихо говорил себе под нос:
— «Не плохо для опасности». Совсем не плохо! Все как на ладони.
А в директорский «аквариум», пользуясь отсутствием главного инженера, прошмыгнул Сапрыкин.
— Это возмутительно, — прошипел он. — Опять на видную должность без согласования с треугольником проползла беспартийная гнида!
— Як так — без треугольника? Муся-парторг сама его сюда привела. «Для опасности» при мене с ним балакал. А вот и ты подоспел. Приказа я еще не подписал, — с хитрецой добавил Ничипаренко.
— Як да як! Да вот так! Вспомните, как эту «научную каланчу» на работу взяли? Гарцует, як гетман. Сажень проглотил и страшится хоть каплю горилки из хрустальной вазы не пролить. Тоже мне Петрусевич Альфред Иванович. Копни — вереница шляхтичей объявится, — Сапрыкин, желая польстить директору, старался ввернуть украинскую мову, плохо ее зная.
Остап Тарасович поморщился.
— Вон наш Александр Иванович новые чертежные ряды проверяет. Вернется, можете побеседовать, — на чистом русском языке ответил парторгу директор.
— И верно, наш Олесь Македонский обходит дружины свои. Убеждается, все ли стекло в Красное море.
— Ежели бородатым анекдотом блеснуть хотели, то не «стекло в Красное море», а образовалось Мертвое море, как Александр Великий по малой нужде остановил войска, — снисходительно поправил Ничипаренко.
Парторг смутился и ушел.
Первым, принеся два листа с разными зацеплениями, пришел к Званцеву его предшественник Николай Иванович Хвостов.
— В нашем перманентном соревновании с научно-исследовательским отделом мы постоянно боремся за тип зацепления зубьев. Мы по старинке за эвольвентное, а они разработали с появлением у них Петрусевича выгодную технологию обработки зубьев по окружности в гипоидном зацеплении. Вот им и хочется куда-нибудь ее всунуть. Так на чем нам остановиться, Александр Петрович, для бумагоделательных машин Северного комбината, — и Хвостов развернул перед Званцевым два чертежа.
«За советом пришел или прощупывает?» — мелькнуло у Званцева.
— У вас в прокатных цехах какие зубья чаще срабатываются? — продолжал спрашивать тихий Хвостов.
— Металл срабатывается там, где трется. В идеале зубья должны обкатываться друг по другу. И я бы меньшую зубчатку делал бы вообще без зубьев.
— Как это так? — поразился Хвостов.
— Вместо зубьев хорошо бы поставить набор одинаковых шлифованных шарикоподшипников, плотно насажанных на стальную ось. Зубья останутся только на большой, они и будут толкать, вращая шарикоподшипники. Никакого скольжения, одно перекатывание.
Вот что значит поработать и на Уральском металлургическом, и на шведской фирме «SKF», — восхитился Хвостов.
Но в чужой монастырь со своим уставам не ходят. Беззубые зубчатки поставим на какой-нибудь менее ответственный объект. Даже не трущиеся зубья надо обкатать, — и Саша улыбнулся.
А почему зы выбираете нашу эвольвенту, отказываясь от гипоидной? — сдерживая радость, поинтересовался Хвостов.
— Гипоидная передача хороша для перекрещивающихся осей. В нашем случае это внесет дополнительные трудности. Другое дело — автомобиль, трактор или тепловоз, который завтра вытеснит паровоз, какой бы совершенной паровой машиной он ни был.
— Значит, опять наша взяла, — обрадовался Николай Николаевич. — Наше соперничество прозвали «войной Алой и Белой розы».
— Какого же мы цвета? — рассмеялся Званцев.
— Где парторг Сапрыкин, там и платочек алый от хронического насморка и склонности к апоплексии.
— Нехорошо, нехорошо так, — покачал головой Званцев. — Индустриализация — дело общее.