Работники советского павильона открывающейся в Нью-Йорке выставки «Мир завтра», привлекательные стендистки с безукоризненным английским языком, художники и несколько инженеров, в их числе и Саша Званцев, сидели в огромном полупустом ресторанном зале лайнера, в ожидании изысканного бесплатного обеда, который блюдо за блюдом приносил строго услужливый стюард в смокинге.
— А знаете ли вы, — сказала сидящим за столом спутникам крупная русская дама, стендистка Лиза Халютина (она была дочерью известной артистки Художественного театра), — что наш якобы «бесплатный» обед входит в стоимость проездных билетов. А вот подает его нам высокомерный стюард с манерами аристократа действительно бесплатно. Да, да! Он не получает жалованья от компании и рассчитывает лишь на щедрые чаевые в конце рейса. И сам платит за право разносить яства в любую погоду. Мы вот тут из-за качки еле сидим. К горлу подкатывает. Какой уж там аппетит. А компании — прямая выгода. Заметили, больше половины зада не вышло к обеду, а он уже оплачен…
— Должно быть, надвигается шторм? — предположил Вин Виныч, художник, с которым вместе Званцев затем поселится под Нью-Йорком у чеха-эмигранта.
Высокий, тощий, Виныч носил баки, как в прошлом веке, когда, по его мнению, был расцвет культуры. Джентльмен и на работе, и дома, он преклонялся перед стендистками, и перед женщинами вообще, считая их шедеврами творчества Природы.
— Моряки толкуют, что девятибальный ждут, — сказал старший группы, завидного сложения директор промышленного зала павильона Казанцев, в шутку называвший себя однофамильцем Званцева из-за близости фонетического звучания их имен.
— Надо взглянуть! — воскликнул Саша, рассчитывая на яркую страницу в будущем романе.
Он не страдал морской болезнью и, с аппетитом проглотив кусочек пахучего сыра, поданного как десерт на случай, если господа не утолили голод, и отправился набираться впечатлений.
С палубы одиннадцатого этажа возбужденный Званцев, вцепившись в реллинги на носу лайнера, с восхищением впитывал в себя мощь океана, вздымавшего водяные горы, предшественницы которых одиннадцать тысяч лет назад поглотили легендарную Атлантиду.
Океан-победитель был великолепен. Белогривые валы бежали друг за другом, накатываясь на стойкий корабль со стометровыми палубами. Они не могли вскинуть его на свои гребни — слишком велика его длина, и он накрывал собой сразу несколько злобных бешеных валов. Водяные горы отдавали неизбывную свою силищу, разбиваясь о нос корабля, как о береговую скалу. Эта беспомощность стихии взъярила океан, и он послал навстречу упрямцу девятый вал.
Восторженный Званцев видел его приближение. Мраморная стена с прожилками и клокочущей пенной вершиной пыталась вскинуть кораблик на свои великанские плечи. Но не по витязю был меч, не по богатырю — утяжеленная штанга и, как в ярости гиревик, не одолев вес, бросает его на помост, так взорвался кипучей пеной девятый вал и обрушил ее водопадом на стойкий корабль, окатив с головы до ног Званцева крепко соленой на вкус водой. И плывущий на выставку в лучшем своем, светлом костюме советский инженер вмиг превратился в жалкого прохожего без зонтика, попавшего под мощный ливень. Очнувшись перед следующим ударом, он скрылся за дверью, и по еще не слишком мокрому ковру, устилавшему трап, стал спускаться к себе вниз, в каюту второго класса. Надо скорее переодеться в привычный, видавший виды коричневый костюм.
Горничная второго класса с непроницаемым лицом и белой наколкой на голове, достав из карманчика розового передника свой ключ, предупредительно открыла Саше дверь его каюты.
К ужину он вышел менее нарядным, но сухим и оживленно рассказывал спутникам, как океан достал его на самой вершине плавающей горы «Куин Мэри» и что выше вела только лесенка-трап с табличкой «Only…» Лиза Халютина перевела, что это загадочное слово означает «Только для офицеров».
— Надеюсь, они не в промокших кителях, — проворчал пострадавший путешественник.