Теплоход «Грузия» они застали в порту, взяли двухместную каюту второго класса и скоро, еще до наступления коротких здесь сумерек, были уже в открытом море. Корабль не подходил близко к берегу, и белые строения на нем едва виднелись. Волн не было, а качало. Мертвая зыбь, отголосок далекого шторма.
И тут сказалась обратная сторона морской прогулки. Нинусю сразу укачало. Саше пришла нелепая, казалось, мысль. Заговаривают же зубную боль. И он стал абзац за абзацем рассказывать ей свой злополучный, забракованный им самим роман. Его заимствовали сектанты для обмана верующих, вымогая у них все имущество во имя спасения души.
Утром отец с дочерью сидели в одном шезлонге. Нинуся слушала импровизации своего «Шурика», изредка прерывая его возгласом:
— Ух ты! И как дальше?
И вдохновение сошло на молодого писателя. Близость маленького любимого существа, неподдельный ее интерес к рассказу сделали чудо. Острый сюжет рождался сам собой. Говорили и действовали живые люди, после головокружительных приключений словно оказавшись здесь, на палубе, среди пассажиров, любующихся морем и романтической парочкой.
Прибытие в Сухум даже вызвало у рассказчика и слушательницы некоторое раздражение вынужденным перерывом.
Девочке был обещан обезьянник, размещенный на взгорье. И Нина отвлеклась от средневекового замка и летающей по воздуху собаки, притянутой за железный ошейник могучим магнитом, С интересом разглядывала она разгуливающих по вольеру павианов. Ходили они на четырех руках-лапах, но сидя, орудовали и передней и задней парой рук с одинаковой ловкостью.
Старый и седой огромный самец восседал недвижно на древесном обрубке. Поворачивая удлиненную, как у собак, морду, он зорко следил за поведением стада, порой грозным окриком, а то и тумаком, осаживая зарвавшуюся молодежь за слишком повышенный интерес к самочкам.
— Они напоминают мне собак, когда те бегут стаей за одной, — заметила маленькая наблюдательница. Потом добавила. — Неужели мы от них произошли? Нам так учительница говорила.
— Не от них, а от общих с ними предков. Правда, встречаются люди со схожими повадками.
— Я видела в цирке шимпанзе, одетого как человечек. Ужасно смешно!
— Особенно похожи на человека гориллы. Только они больше и добрее людей.
— А когда «Пылающий остров»? — спросила девочка.
— Как только сядем в автомобиль и поедем по берегу. С одной стороны море, с другой горы.
— Я буду вертеть головой, как самец. Смотреть и туда и сюда.
Но в большом открытом автомобиле она ничего не видела, спрятав голову у отца на коленях, слушала продолжение романа.
Саше эта поездка напомнила возвращение из Сочи с мамой и Витей. И еще с двумя фрейлинами императорского Двора. Они рассказывали о старце Гришке Распутине, который лечит царевича и имеет большое влияние на государя.
— И представьте, настаивает на прекращении войны с Германией. И это в то время, когда сама государыня Александра Федоровна и дочки ее, великие княжны, все сестрами милосердия в госпитали пошли. За простыми солдатами горшки выносят.
На миг всплыли в детстве услышанные слова, и Саша представил себе искалеченных или умирающих русских мужичков, за которых вступался проклинаемый всеми старец, и его острая ненависть к войне сказалась в тех строчках, которые он стал нашептывать дочери, как только ее укачало уже на первых виражах автомобильного шоссе. Подъезжая к Ермоловскому, Саша прочел Нине заключительные слова нового романа, рожденного светлой отцовской любовью, красотой природы и заботой писателя обо всем человечестве. В детстве он мечтал стать пожарным. И вот теперь, в романе, тушил пожар Земного шара.
Остаток проведенного на юге времени он посветил записыванию на пишущей машинке ближнего санатория всего рассказанного Нине в пути. В Москву он вперед себя отослал в Детиздат готовую рукопись и успел получить одобрение редактора Кирилла Андреева. Не раз говорил тот, что впервые встретил столь обещающую и столь беспомощную рукопись. «Кто вам помог сделать лебедя из гадкого утенка?» — вопрошал он в конце письма, добавляя, чтобы он скорее приехал в Москву. Его требует грозный рецензент, главный редактор критического журнала «Детская литература» Александра Петровна Бабушкина, чьим приглашением молодому писателю пренебрегать нельзя. Саша хотел отвезти в Барнаул дочь, к которой привязался всем сердцем, а вместо этого пришлось мчаться в Москву, к литературному «людоеду» из критического журнала.