— Хоть ты и числишься необученным, но знаешь больше, чем иному офицеру положено. И мы эти знания сумеем использовать. — Неизвестно, что он имел в виду.
Электричка тронулась. Инна с детьми шла, не отставая, потом побежала рядом. Платформа кончилась. Саша высунулся из дверей тамбура и увидел слезы на глазах жены. Дети плакали. Нина, всхлипывая, пыталась утешить мальчика. Скоро все они скрылись за поворотом.
Званцев мчался навстречу неизвестности.
Встает стеною злобной с гребнем пенным
И рушится каскадом горя, зла и слез
Дорога пыльная Тропа войны.
Пылинка каждая — душа солдата.
И Родины безвестные сыны
Детьми резвились здесь когда-то.
На третий день войны в полупустом вагоне электрички у окна сидел коренастый, крепкий мужчина лет тридцати пяти. Живыми карими глазами он поглядывал на проносящиеся назад пейзажи. Опрятная одежда, с распахнутым по-летнему воротом белой рубашки, не вязалась со щетиной на молодом лице.
Он потрогал щеки и бороду: «Не успел побриться. А может, не надо? Пусть растет, пока не победим»!
Званцев задумался: как это случилось? И представил себе, словно в детстве, когда фантазировал, идя с судками, и Гитлера, воображающим себя наследником Наполеона, и нацистских генералов, готовящих разбойное нападение на Европу, будто сам видел заговорщиков в их логове.
Военный Совет проходил особо секретно, в горах, в старом, отделанном заново замке, тайном месте отдыха фюрера и его любовных свиданий с одной из первых звезд немецкого экрана Евой Браун. Охранялось это место строже золотых запасов рейха.
Входящих туда придирчиво проверяли сразу двое — армейский полковник и штурмбаннфюрер СС.
На последнем контроле эсэсовец задержал запыхавшегося офицера.
— Я не могу пропустить вас, партайгеноссе, в таком виде.
— Вам мало моих документов?
— Но форма ваша не в порядке, экселенц. Вас понизили в звании?
— Я не обязан объяснять вам, штурмбаннфюрер, почему на мне форма русского солдата. Вы ответите за мою задержку!
— Что за спор? — негромко спросил подошедший полковник.
— Судите сами, герр оберст. Как я могу впустить в зал Военного совета человека в русской военной форме?
— Брось, Ганс, дурака валять. Разве ты не видишь, что это сам генерал Гудериан?
— Вижу русскую форму на нем, даже не генеральскую. Он бы еще без штанов пришел.
— Штурмбаннфюрер! Поезд задержалu из-за передислока ции войск. У меня не было времени заехать домой переодеться. А что касается штанов, то фюрер снимет их с тебя вместе со шкурой за мою задержку. Полковник подтвердит это.
— Сходи, Ганс, по естественной надобности. По инструкции я заменю тебя, и сам разберусь с генералом.
— У меня естественная надобность — написать рапорт, и для этого я отлучусь на пару минут в караульное помещение.
— Иди, иди, штурмбаннфюрер! Заводи переписку между СС и Абвером.
Эсэсовец щелкнул каблуками и строевым шагом напривился к двери под мраморной лестницей.
— Прошу вас, экселенц, — показал оберст разгневанному генералу на сверкающие ступени во внутренние покои.
Обеденный зал замка был украшен охотничьими трофеями, оленьими рогами, оскаленными мордами кабанов с устрашающими клыками. Тут же висели безвкусные акварельные картины с окрестными пейзажами, написанные рукой в прошлом посредственного художника Адольфа Шикльгрубера. Плачевное состояние страны, проигравшей Первую мировую войну, и дерзкая демагогия с посулами сделали из него требуемого временем фюрера.
За столом перед разостланными картами сидели вперемешку армейские и эсэсовские генералы и офицеры высшего ранга.
Из двух противоположных дверей в зал одновременно вошли Гитлер в мундире мышиного цвета и человек в форме курсанта советского танкового училища.
Все генералы вскочили, по-древнеримски выкинув правые руки вперед. Получилось так, что стоящие по одну сторону стола отдавали честь фюреру, а стоящие напротив — фашистским приветствием встречали человека в форме русского солдата.