— Такой ордой? Ты думаешь, что говоришь? Красные скоро и здесь будут. Одна надежда на войска Антанты. Они высаживаются на Дальнем Востоке.
— Япошки?
— Японцы и американцы, наши друзья, — поправила сына мама.
Ему почему-то стало грустно, и он сказал:
— Японское — вроде самое плохое, дешевое?
— Дешевое, да, но это позволяет им учиться и перенимать. И они себя еще покажут. Страна Восходящего Солнца.
Как она была права!
Утром теплушку прицепили к товарному поезду, и со скоростью неспешного груза она двинулась навстречу солнцу.
— Впереди, дети, четвертая могучая сибирская и одна из величайших в мире — река Лена и самое большое в мире пресноводное море-озеро Байкал, с вытекающей из него самой холодной рекой в мире Ангарой! И сам путь, и мосты и река — самое яркое чудо! — так заканчивал очередную беседу с детьми Балычев. Сердце сжималось от его слов: самое, самое, самое! Шурик переполнялся гордостью за свою страну, и было горько убегать из родного дома… от Точеной.
Если бы не мама, он сбежал бы с попутным поездом обратно и брата бы подговорил, хорошо бы и Зойку тоже.
Чешские офицеры, европейские интеллектуалы, надменно говорили, что о культуре страны можно судить по состоянию отхожих мест на вокзалах.
При этом они спесиво «забывали» о своей роли в загрязнении этих мест, растянувшись переполненными эшелонами по всей Великой Сибирской магистрали, по которой непрерывно шли воинские эшелоны с необорудованными для нужд пассажиров вагонами. На остановках толпы солдат мчались к станционным «удобствам», использованным чехами, превращенным в зловонные клоаки, чистить которые было некому. Подсобных рабочих забрали на фронт, а калеки, вернувшиеся оттуда, не могли их заменить.
На какой-то станции после Красноярска тетя Клаша едва дождалась ночной остановки поезда, чтобы, сломя голову, бежать в станционное отхожее место для женщин. Владимир Васильевич Балычев мужественно вскочил с нар, чтобы проводить первую светскую даму города, привыкшую к «заботам» царской опочивальни.
— Вот и хорошо, — не отказалась от его добровольного сопровождения тетя Клаша. — А то на улице темно, ни зги не видно.
— Спички с собой возьму.
— Только, пожалуйста, не зажигалку. Мне там свет излишен, а вы покараулите у входа, чтобы какой мужик спьяну в наше отделение не вторгся.
Под звук откатываемой двери Шурик уснул. Проснулся он от общего взрыва хохота.
Оказывается, тетя Клаша рассказывала о своем небывалом ночном приключении. Витя с Мишей пересказали засоне начало. Остальное он уже слушал сам и помнит все, что там произошло.
От станционных фонарей на перроне почти ничего не было видно. Нужное тете Клаше место как всегда находилось вдалеке от станции в самом конце платформы. Оно состояло из белых стен, исписанных непристойностями, которые в темноте не видно. Крыши над ними не было. Два противоположных входа предназначались для мужчин и женщин. Видимо, над ними были и соответствующие надписи, но в кромешной темноте их нельзя было различить.
— Вы бы хоть спичку зажгли, рыцарь ночной.
— Да я коробку уронил на перроне и поднять се не мог, боясь вас потерять из виду.
— Надо ходить строевым шагом, когда война идет.
— У меня, вы же знаете, Клашенька, ревматизм, освободивший меня от армии.
— От армии, а не от мужских обязанностей. Извольте найти дамское отделение, пока я не скончаюсь от болей в желудке.
— Эй, есть тут кто? — громко крикнул Владимир Васильевич.
— Пошто орешь, паря. Потрогай ручками. Начальство из-за опасности мужской вход забило. Загажено там до невозможности. Чистить некому. Тебя, паря, ждали.
— Значит, дамский вход с другой стороны. Покараульте, чтобы какой-нибудь мужчина не забрел.
Шли вдоль стены, держась за нее руками, пока она не кончилась противоположным входом, куда и нырнула тетя Клаша.
— Милости просим, сударыня-барыня! — послышался тот же голос.
— Сейчас же прочь отсюда! Нахал! Здесь дамское отделение.
— А где они дамы-то? Одни бабы остались. Заходи. Дело житейское, время военное. Конечно, непривычно над окошечком орлом присесть и ножкой не провалиться. На то и песня солдатская есть, — и он неожиданно запел:
— «Взвейтесь соколы орлами!» А ты думала, какими орлами? Вот именно такими, иначе здесь не пристроишься.
— Ты поставил меня в безвыходное положение. Я физически вынуждена, не имея другого выхода…
— Пошто нет выхода? Как вошла, так и выйдешь. Не путевые болтают: «До ворот не дотерпела, под забором баба села». А у меня запоры. Тоже хрен редьки не слаще.