Сюда людей везли на санках
И хоронили без гробов.
Зоинька не вела дневника, как одна скромная ленинградская девочка, чьи краткие строчки стали летописью невыносимых страданий мужественных жителей величественного города, сжатого в мертвой петле блокады. У Зоиньки в ее семнадцать лет не осталось сил после того, как они с мамой завернули иссохшее бабушкино тело в ее простыню. Они обнаружили на простыни завязанный узелок, куда она прятала отрезанные от своего скудного пайка кусочки зачерствевшего хлеба для тех, кто, похоронив ее, будет еще жив, дочь или кто из внуков. Но ни Сережа, ни Ваня не дождались подарка с того света и раньше бабушки, былой певуньи, легли на запорошенный снегом слой мертвецов на дне страшного рва, куда, изнемогая от усилий, мама с Зоинькой тащили санки с покойницей. Мама не хотела сбрасывать, как в яму, тела дорогих ей людей. На веревке, связанной из полос разрезанной простыни, спустилась в ров и приняла от дочери то, что осталось от дорогой ей матери.
Но пришел горький час, когда не стало мамы, и осталась Зоинька одна на белом свете. Снег сошел, обнажив жесткий асфальт, и санки стали бесполезны. Два дня не решалась Зоинька что-нибудь предпринять, но поняла, что должна увезти маму, уже источавшую удушливый запах. Но как? Ров засыпят не раньше прорыва блокады…
Только глубиной безысходного горя Зои (что в переводе с греческого означает Жизнь) можно объяснить вспышку выдумки, овладевшей девушкой. Со стороны могло показаться, что бедняжка лишилась рассудка. Она сняла постель со своего топчана, принесла из комнаты отца и мальчиков набор инструментов и три пары роллеров (роликовых коньков), последний подарок отца перед уходом на фронт. Как любили Зоя с братьями кататься по недалекой отсюда набережной Невы. Потом девушка неумело прибила все три пары роллеров колесиками вверх к оголенным доскам топчана, после чего перевернула его ножками вверх. Это сооружение коснулось пола прибитыми к нему колесиками роллеров. Теперь предстояло переложить бедную маму на перевернутый топчан, прикрутив к нему тело одеялом. По полу топчан катился легко, но спустить его по ступенькам лестницы со второго этажа, удерживая на сохранившихся с похорон бабушки веревках, стоило Зое невероятного труда и озера пролитых слез. А впереди был еще долгий путь, уже трижды проделанный Зоинькой с санками. Она несколько раз останавливалась, изнемогая, и, садясь у мамы в ногах, горько плакала. К ней подходили прохожие, но не утешали, а предупреждали, что немцы с присущей им педантичностью перенесут артиллерийский огонь на эту сторону улицы, о чем предупреждал на перекрестке тарельчатый громкоговоритель. Зоя хотела было остаться на месте, но сила, заложенная в ее имени и юный возраст, заставляли подняться, натянуть простынные лямки и везти свою бесценную ношу дальше, к ждущим ее в не засыпанном рву близким.
Сделанный ею катящийся открытый гроб Зоинька спускала в ров как могла осторожно, удерживая теми же связанными веревками, накинув их на стоящий близ рва пень. Словно боялась обеспокоить мамочку, или уже лежащих во рву бабушку с Сережей и Ваней. Зоинька не собиралась еще раз использовать свою выдумку и, благополучно спустив мамочку к родным, бросила вниз самодельные веревки и, шатаясь, пошла в город. Она много раз падала, но вставала и вновь брела знакомыми улицами. К себе на второй этаж она не поднялась, а заползла, а в своей комнате упала на коврик между кроватями мамы и бабушки, которых уже не было. Силы и сознание покинули ее.
Ленинград был окружен как бы тройным кольцом войск. Внутреннее кольцо защитников города не давало врагу полностью соединить кольцо блокады, отрезавшей город от мира, не давало прорваться к дворцам и архитектурным ансамблям одной из красивейших столиц Европы. Осаждающие, в свою очередь, были окружены внешним кольцом Волховского фронта. Но оно не было замкнутым, и советские войска, тщетно пытались отрезать осаждающих и прорвать удушающую город вражескую цепь первоклассных сталебетонных сооружений.
Генерал-полковник Хренов, заместитель командующего Волховским фронтом по инженерной части, долго и тщательно изучал построенную немцами систему обороны блокирующего город кольца. Там, где немцы не были окружены, они смогли соорудить множество долговременных железобетонных огневых точек, перекрывавших пулеметным огнем проходы между естественными преградами, озерами и топью болот. Внимание его привлек один из таких проходов. О нем, как о возможном месте прорыва укреплений инженерными средствами, он и доложил командующему фронтом.