— Вы хотите командовать ею! Это вам не удастся! — проскрежетал Ластокин и демонстративно направился к двери, вытянувшись в струнку, чтобы казаться выше, но выглядел он, как всегда, старательным подчиненным.
— Разрешите, товарищ комбат? — сменил Ласточкина ординарец.
— Что у тебя, Ваня?
— Повестка из прокуратуры. Вам. С нарочным.
— Ну вот! Разбойника к ответу, — усмехнулся Званцев.
— Простите, Александр Петрович, — подошла к столу Голубцова. — Могу я взглянуть?
Званцев протянул ей повестку, она прочла фамилию прокурора и номер его телефона.
— Вы разрешите позвонить от вас?
— Пожалуйста, Валерия Алексеевна. Только мой телефон может показаться вам неудобным.
— Почему?
— Я подбирал в наш институт, в шутку прозванный «имени Жюля Верна», всех известных мне фантастов, в частности, Юрия Александровича Долгушина.
— Автора «Генератора чудес»?
— Оказывается, вы его знаете! Я заполучил его, и он монтирует у Шереметьевского рации А-7. В его романе главное дерзостное предсказание и путь исканий — это оживление человека после клинической смерти. Ведь слово «реанимация» (восстановление), как медицинский термин, появилось после «Генератора чудес». Правда, медицина еще не нашла способ сохранять нейроны мозга продолжительное время. Но немало людей живут после клинической смерти.
— Фантастика — разведчица знаний, и без фантазии нет наук. Познакомьте меня с Долгушиным.
— Непременно. Если помните, у него в романе показаны достижения современной электроники в быту, просто осуществимые, которые уже завтра войдут в жизнь. И я позволил ему осуществить некоторые свои идеи вот на этом столе. И говорящая лошадка связывает меня не только с ординарцем Ваней, но заменяет трубку телефона. Набор номера в нем достигается не утомительным вращением диска, а просто четким произнесением после слова телефон нужного номера, и ваш собеседник будет перед вами в виде этой лошадки, но диалог будет слышен не только вам.
— Не беда. Суть моей беседы с прокурором мне не хотелось бы от вас скрывать.
— Признателен вам, но я согласен оставить вас наедине с чугунным конем.
— Нет, нет! Вы просто уступите на несколько минут свое место. И не уходите.
— Как вам будет угодно, — и он галантно предложил гостье, которую уже считал парторгом ЦК в институте, свое место.
Голубцова придвинула к себе каслинское художественное изделие, назвала номер телефона и спросила:
— Я говорю с товарищем прокурором? — и она назвала фамилию.
— Совершенно так. В чем дело? Говорите кратко, — недовольно отозвалось в телефоне громкой связи.
— Вас беспокоят из Центрального Комитета партии. Голубцова, референт товарища Маленкова.
— Я весь внимание, товарищ Голубцова. Извините, я не знал, откуда вы.
— Государственный Комитет Обороны, возглавляемый товарищем Сталиным, получил, вероятно как и вы, судя по направленной вам копии, возмутительное письмо с доносом о якобы разбойничьем налете на склад, свято хранящий радиохлам. Все это, смею вас уверить, далеко не так. Приемники, хранившиеся на складе, были сданы в первые неудачные для нас дни войны, чтобы отнять у нацистов возможность влиять на население, сеять панику и неверие в наши силы. А ныне в этом хламе можно найти самые дефицитные детали, очень нужные сегодня для оснащения штабов наших армий.
— Прокуратуре ничего об этом не известно. Формально произведен грабеж со взломом. Похищение хранимой аппаратуры. Приказ исходил от комбата одной из воинских частей. Он приглашен для дачи объяснений.
— И для привлечения к уголовной ответственности — командира за ведение незримого боя с врагом?
— Но формально никакого боя не было, а взлом и хищение были, — пытался слабо возражать прокурор.
— А формальное отношение прокурора к сражению с гитлеровскими полчищами есть, и ГКО расценит это как враждебные действия и автора письма, и прокурора, вас лично. Таково мнение товарища Маленкова, доложившего дело это товарищу Сталину.
Чугунная лошадка даже задрожала, передавая интонацию собеседника Голубцовой.
— Я благодарю вас, товарищ Голубцова, за внесение ясности в открываемое мною дело. К сожалению, мы заскорузлые законники, но готовы защищать Родину любыми средствами.
— Один мудрый человек недавно сказал мне, что война — узаконенное беззаконие. Советую, считать законным все, что содействует Победе.